Алексей Климушкин: Терять родителей – это всё равно что зубами вскрывать асфальт

Вспыльчивый, циничный, по-хорошему наглый, много ругается и улыбается. Таким зрители чаще всего видят нашего сегодняшнего героя в популярных сериалах «Универ» и «СашаТаня». В гостях у «Жизни» побывал исполнитель роли Сильвестра Андреевича - Алексей Климушкин.

– Ваше советское детство было счастливым?

– Мама работала в ЗАГСе в архиве, папа мастером на фабрике, шил костюмы. К сожалению, я их уже проводил... Детство было хорошее, но советское, бедное. Я вырос в коммуналке с 25 соседями. Туалет занимал в семь утра, чтобы успеть потом добежать в школу. Соседи были разные. В основном очень хорошие, с которыми мы делились буквально всем… Но была одна женщина, которая даже подливала что-то на общей кухне в борщ. Я помню, был скандал, она схватила большую фарфоровую кружку, хотела заехать матери в голову, я успел подставить локоть. В итоге рваная рана и травмпункт.

– Папа встал на защиту мамы?

– Это была женская драка, и папа не мог вмешиваться.

– Родители наказывали?

– В углу стоял… Потом у нас был сервант светло-коричневый, я за него сосиски сбрасывал. И каждую субботу мама тряпкой меня пыталась лупить, потому что там была всегда куча сосисок. А вот к хлебу у меня очень бережное отношение. Даже сейчас в ресторанах всё до последней крошки доедаю. У меня папа был мамой, а мама - папой. И я такой же, пытаюсь детям подстелить соломки, понимаю, что ничего я не сделаю, что у каждого своя жизнь, но внутри меня сидит мамочка. Я не люблю включать папу, пытаюсь со своими детьми быть друзьями.

– Вы как-то сказали, что детей нужно готовить к уходу родителей...

– Провожать в последний путь родителей – это всё равно что зубами вскрывать асфальт. Такой вот скрежет по стеклу. Лет семь я не мог отойти от ухода мамы, столько же после папы. Я не знаю, как к этому готовиться или готовить, но это необходимо…

– Вы даже заболели тогда?

– Когда я папу в нашу знаменитую Мариинскую больницу определил, доктора пытались его лечить, иногда не зная, что делают. От всех этих нервов у меня то ли приступ сердечный случился, то ли остеохондроз, который передавливал позвоночник… Не знаю… До сих пор непонятно, думаю, здесь такая мистическая штука. В итоге я оказался в реанимации, а папа лежал рядом, на этом же этаже, и он ходил ко мне и кормил меня из ложечки, уже будучи глубоко больным человеком. Я познакомился с врачами… Есть очень хорошие, но есть те, у кого на пустом месте звёздная болезнь… Вы таблетку от рака сделали? Чего вы понтуетесь, а? А когда врачи начинают выманивать деньги! От такой цыганщины ты просто рот открываешь, ничего святого! Это запредельная штука. Наелся я бессердечия в наших больницах. В то же время преклоняюсь перед настоящими профессионалами, которые тогда работали в реанимации.

– У Вас огромное количество разных шарфов и шапок. Откуда это пошло?

– У меня где-то 25 шапок и столько же шарфов, а может, больше. Шапки – это антураж, который появился после того, как я стал лысым. В этом нет никаких ориентаций, просто кураж игры.

– Стать лысым – это Ваш выбор?

– Не надо уж лукавить. Возраст тот, когда волосы говорят «До свидания!» сами. Кстати, ещё шарфы и шапки мне помогали прикрыться, как и очки. В лихие 90-е это было особенно актуально. Всё-таки тогда бандитский Петербург - это было не только название сериала. На любой халтуре, работе приходилось сталкиваться с этими людьми. А в тёмных очках можно было этого избежать. И в тот момент, когда внутри у тебя всё упало, ты продолжаешь уверенно говорить и вести себя. Он тебе часы за миллион долларов показывает, а ты ему улыбаешься и думаешь, сколько же ты человек убил за эти часы…

– Что ещё вспоминается из того времени?

– Помню, приехал с гастролей и свои 200 немецких марок пошёл менять на Сенную площадь. И меня там пять ребят кинули под трамвай. У меня был открытый перелом, и я полгода репетировал на костылях и без денег.

– А сотрудничать с такими людьми приходилось?

– А как же, чтобы детям купить молоко и масло. В театре тогда очень мало платили. Был случай в ресторане-кабаре на Невском. Мы ставили шоу, и как-то раз пришли несколько криминалов с охранниками. А у нас были танцы с выстрелами из пневматики. Когда случился первый выстрел, то десять человек из зрительного зала вытащили наганы настоящие – это было не очень приятно.

– А самый страшный случай?

– Был корпоратив, шоу называлось «Семнадцать мгновений зимы». Я играл Штирлица и ходил по залу, общался со зрителями. А какой-то авторитет сидел с женой и был совсем пьяный. Он её всё время шпынял, нагло, громко и некрасиво. Я подошёл и, не выходя из роли Штирлица, что-то ему сказал, и весь зал засмеялся. Он запомнил. А после шоу он меня уже ждал на входе. «Ты чё там сказал?» - говорит и достаёт боевой пистолет. На раздумья - доля секунды… Я сразу хватаю его пистолет, встаю на колени, ствол прижимаю к своему лбу и говорю: «Стреляй!» Мне, конечно, было страшно, но он от неожиданности растерялся и ушёл.

– Недавно Вы затронули тему дедовщины в армии. Как вы считаете, возможно ли её искоренить?

– Тому есть примеры. Армии Израиля и Швейцарии боеспособные, и там дедовщина сведена максимально на «нет», хотя уроды встречаются везде. Когда я служил во флоте, дедовщина была в махровом виде. Помню, у нас был мальчик из Новосибирска. Как его призвали во флот, я не понимаю, потому что его лобная часть шевелилась туда-сюда, у него там пластина была. С психикой тоже были проблемы. И над ним издевались. И вот он, отслужив полтора года, начал издеваться сам. Для меня это было запредельно! Как же так? Я тоже не святой, и один раз мне пришлось отвесить ему пенделя! Ещё вспоминается случай до армии. Помню, мы ночью отмечали окончание школы около Нарвских ворот. Естественно, выпивали, но никоим образом не были агрессивны. Когда мы собрались ехать домой, на нас с моим другом напали три здоровых пьяных мента и начали нас колошматить. В какой-то момент у меня произошла отключка, и я начал им очень хорошо отвечать. Когда я дал в бубен одному менту, он утерся кровью и сказал: «Правильный пацан, таких, как мы, так и надо».

– Поговорим о суперпопулярном в своё время телешоу «Окна», Вы несколько лет там проработали режиссёром-постановщиком...

– Знаете, режиссёр-постановщик – это Бергман, Феллини, Тарковский.

– Как же называлась Ваша должность?

– Режиссёр, который репетировал с подставными участниками. Например, бабушка должна дать пощёчину, но у неё не получается. Я её заставлял на себе лично отрабатывать, и она меня била, пока не получалось так, как надо. Потом я ей отвешивал леща. Вот так и репетировали каждый выпуск. Главная задача была сделать всё «натурель». Все же программы потом превратились в «Окна», хотя тогда нас все ругали… Но у «Окон» есть одно – первородность на этой территории. Мы, конечно, повторяли кого-то за границей, но такого, как сейчас и на Первом, и на «России» – всё под кальку, не было.

– Вам нравилось?

– Я не могу сказать, что я этим опытом так уж сильно горжусь. Это этап жизни, в котором было много хорошего. А уходил я с «Окон» после сюжета о девушке, которую заставляли играть на скрипке. Суть была такая: у неё нет понимания с мамой, папой и братом, и вот эта девочка на программе должна была сломать скрипку, сесть и пописать прямо на инструмент. Я тогда сказал: «Я не Антониони. Это он смог в своём фильме «Познание женщины» показать этот процесс как поэзию… А я так не смогу отрепетировать». А ту девушку тогда напоили соком, шесть литров в неё влили, и вся студия во главе с главным Валерием (Валерий Комиссаров. – Прим. ред.) сидели в кафе и смотрели по мониторам, пописает или нет. Из неё там хлынуло, конечно. Так хлынуло. Шесть литров. Для меня это был уже предел, край. И я ушёл.

– И кто всё это придумал?

– Я не буду сейчас называть каких-то имён. Они же все на пафосе, люди все известные, люди, которые до сих пор занимают какие-то должности. Это был их вкус и их выбор. А если ты не хочешь участвовать во всех этих мерзостях, значит сваливай.

– Вы же были ещё режиссёром первого шоу «Дом»?

– Но это был настоящий «Дом», сделанный по немецкой лицензии. Я тогда искал по всей стране настоящих, живых людей. Вёл программу Коля Басков. Но один раз нам продюсер приказывает, чтобы жена одного участника начала приставать к мужу из другой семьи. Мы с Колей стали орать. Как мы обычным людям, не актёрам, которые пришли строить дом, это объясним? И эта история для меня тоже закончилась…

– Вы учились на одном курсе с Дмитрием Нагиевым и Игорем Лифановым. Вас называли – трио «Красная шапочка». Потом ваши пути разошлись, почему?

– Изначально мы сошлись с Игорем, нас даже называли братьями. Мы сочиняли этюды, анекдоты. А Дима потом заявил: «Вы популярны, я к вам пришёл». Каждый занял свою нишу, мы учились друг у друга. Это была настоящая дружба. Наша первая хохма была на сказку «Красная шапочка», с этого и началось всё. После этого мы взлетели. Мы дружили с момента нашего поступления и до момента, пока «меня не ушли» из спектакля «Кыся». Как так получилось, я не могу понять до сих пор... Кому это было выгодно и нужно, я не знаю. Мне до сих пор непонятно, но я им всем желаю только добра… Надеюсь, мы всё-таки когда-нибудь сойдёмся и сыграем что-то для души, дай Бог.