Авраам Руссо: Стоит тебе упасть, и все друзья в страхе разбегаются!

Он родился в сирийском Алеппо в семье армянского легионера французского иностранного легиона Жана и медсестры Марии. Когда отца не стало, мальчику было всего семь лет и они с матерью переехали в Париж, где он и увлёкся пением. А с 16 лет юноша стал зарабтывать на выступлениях в маленьких кафе и ресторанах. В одном из таких ресторанов талантливого юношу и заметил российский предприниматель и владелец Черкизовского рынка Тельман Исмаилов. Так юноша оказался в России. Сегодня в гостях у «Жизни» Авраам Руссо.

– Вашего отца не стало, когда Вам было всего семь – каким Вы его запомнили?

– Он был строгим, но при этом добрым. Он был настоящим военным. Военные же требовательные, любят порядок во всём. Он всегда хорошо одевался. Выглядел всегда просто безупречно: ухоженный, подтянутый, гладко выбрит каждый день.

– Что самое важное он успел Вам сказать и в Вас вложить?

– Самое сложное и важное для меня в том, что он не успел... Он не успел вложить в меня то, что обычно вкладывает отец — своё воспитание, свои уроки, своё слово.

– Как мама выживала после смерти папы – одна с детьми. Кто ей помогал?

– Она работала. Помощи ждать было неоткуда. Родственников было много, но никто не постучал в нашу дверь, не предложил руку помощи. По крайней мере, я такого не помню. А она... она работала. С утра до вечера. Очень тяжело ей пришлось.

– Знаете историю любви Ваших родителей?

– Они сошлись, будучи оба вдовцами. У мамы умер муж, у отца — жена. Они были немного знакомы раньше, потому что он когда-то лежал в больнице госпиталя Сан-Луис в Париже, где моя мама работала. Она знала и его первую супругу. После того как они оба овдовели, друг моего отца, человек по имени Жан, подошёл к моей маме и сказал: «Жан тебя увидел. Он говорит, что, если ты не выйдешь за него замуж, он с ума сойдёт — он в тебя безумно влюблён». Она была моложе отца лет на двадцать пять. Но поскольку тогда были другие времена, мать не могла сама принять решение и пошла советоваться со своим отцом, с моим дедушкой. И дедушка дал добро. Раньше мнение родителей чтили, их согласие было важно даже для взрослых людей. Это были добрые, хорошие, почти что святые времена.

– Несколько лет в детстве Вы провели в мужском монастыре. Как так получилось?

– Лично для меня это была катастрофа. Я не хотел этого. Я был очень сильно привязан к маме, и она ко мне. Но её любовь к Богу и вера оказались сильнее — именно они заставили её отправить меня в монастырь. Все родители мечтают увидеть своих внуков. А моя мама — она хотела подарить своего сына Богу. Это очень редкий поступок. Я знаю историю отца одного очень известного монаха: тот был так обижен на сына, что отрёкся от него. И извинился только за пять минут до смерти, уже на смертном одре. Такие случаи — обычное дело. Мало какие родители хотят, чтобы их сын стал монахом, не женился и не продолжил род. А моя мама — наоборот. Её вера и любовь к Богу были бессмертны... то есть не имели ни меры, ни границ.

– Насколько в монастыре были строгие правила? Каким был распорядок дня?

– Жизнь там была непростой. Ты полностью отключаешься от мира, особенно в молодом возрасте. Понимаешь, когда все твои сверстники играют в футбол, живут обычной жизнью, а тебя уже одевают в подрясник. Распорядок был жёстким: рано утром — подъём, сразу на молитву, потом завтрак. Ел я то, что давали. Я в целом был не капризным, но с едой всегда были проблемы: мясо не ел, много чего не признавал — и это создавало сложности. Постоянно нужно было рано ложиться и рано вставать. Очень много времени занимали уроки: богословие, языки, жития святых... Образ жизни был строгим, дисциплина — как в армии, даже строже. Мы молились несколько раз в день, по чину. Сложно было находиться постоянно среди людей, которые изначально не были твоими друзьями. Жили мы не в отдельных кельях, а все вместе, в общем помещении, наподобие казармы, но гораздо более аскетичном.

– Вы жили во многих странах (Сирия, Ливан, Франция, США). Какая из них оставила самый глубокий след в Вашей душе?

– Самой значимой стала Россия. Именно здесь я обрёл духовность и ту самую искреннюю любовь людей — популярность, о которой даже не мечтал. Я нашёл здесь то, чего даже не ожидал получить в этой жизни. Всё, что со мной здесь произошло, стало прекрасной неожиданностью. Поэтому я благодарен не какой-то абстрактной судьбе — говорить так это ерунда. Я не благодарен «природе-матери». Я благодарен Богу, что Он написал для меня такую прекрасную судьбу и привёл меня именно сюда, в Россию.

– Какая кухня Вам сейчас ближе всего? Любимое блюдо.

– Сложно сказать. Я не совсем вегетарианец, но и не большой любитель мяса — ем его очень избирательно. Поэтому мне больше всего подходит ближневосточная кухня. Она идеально ложится на мой вкус. Это блюда из бобов – хумус из нута, фасолевые супы и пасты, всевозможные закуски. Особенно я ценю ливанскую кухню. Ещё очень люблю мексиканскую за её яркие вкусы. Но если говорить о самом любимом... Это блины с творогом и сырники. Вот эти две вещи я реально очень люблю. Проблема только в одном — их нужно уметь готовить.

– Как вы оказались в России? Какие курьезы происходили с вами от незнания языка?

– Когда я приехал в Москву, я абсолютно ничего не понимал. Не знал, что происходит, куда я попал — полный ноль. Первые два месяца я жил в гостинице «Россия». Целый месяц я, выходя из отеля, упрямо поворачивал только направо. Там было какое-то заведение, похожее на русское бистро. Я туда заходил и, не зная языка, просто тыкал пальцем в то, что хотел съесть. Они уже меня знали и хорошо понимали этот мой «язык пальцев». Самое яркое воспоминание случилось чуть позже. В один прекрасный день я наконец пошёл не направо, а налево. Я ведь даже не знал, где находится Кремль! Представляете, месяц в Москве — и ни разу не видел Красную площадь. И вот я вышел на неё. И я испытал шок от увиденой красоты! Это был Храм Василия Блаженного, Васильевский спуск... Именно там я по-настоящему впечатлился и почувствовал: «Да, сегодня я действительно в Москве». Я, кажется, никому этого не рассказывал, но в тот момент я совершенно точно восхитился и влюбился в Москву.

– Однажды Вас избили и увезли в багажнике. Что чувствует человек в такой ситуации?

– Это произошло в 2004 году. Меня обманным путём заманили в ресторан «Прага», там избили и похитили. Человек в такой ситуации не чувствует ничего хорошего. Только страх, боль и глубочайшую обиду внутри. И главное — появляется один большой, мучительный вопрос: «За что? За что всё это?» Когда самодур, ничтожный человек, решает за тебя твою судьбу — куда тебе идти, где стоять, где сидеть, на что ты имеешь право...

– Вам советовали усилить охрану или уехать из страны?

– Нет, я верю в Бога и верю, что всё зависит только от него. Охрана никогда не спасёт по-настоящему. Вот, к примеру, в 2010 году я послушался и нанял четырёх охранников. И что в итоге? Всё равно нашли. Дьявол — принц мира сего, и он действует через руки своих деятелей. Мы защищены только Богом, поверьте в это. В меня стреляли, но я не умер. Да, я пострадал, через муки и мучения прошёл, но они меня не победили. Я победил. Как мой Господь смертью смерть попрал, так и я, увидев её лицо, победил её и вернулся к жизни заново.

– Как долго Вы были в инвалидном кресле?

– Недолго, потому что очень старался быстрее подняться и перейти на костыли. У меня была висячая ступня — она совсем не работала, и я не мог на неё опереться. Год я прожил в адских мучениях. По ночам не мог уснуть от дикой боли. Месяц я пролежал в больнице. Через месяц после выхода я уже отказался от коляски и начал передвигаться на костылях. Потом, через три месяца после самого инцидента, мне сделали операцию по пересадке нерва на ноге. И только через полгода после этой операции ступня начала понемногу восстанавливаться. В общем, чтобы более-менее прийти в себя, потребовалось полтора года.

– Как все эти события повлияли на Вашу карьеру?

– Это совершенно разные вещи. Моя карьера никак не связана с покушением и тем, что со мной произошло. Всё это осталось за скобками моей творческой жизни. Я не остановился. Наоборот, я продолжал выступать и даже гастролировать. Я продолжал записывать музыку. В тот период я создал даже больше песен, чем сейчас, хотя сегодня я работаю в студии каждый день.

– Как изменилось Ваше отношение к людям после этих нападений? Кому Вы теперь доверяете?

– Никак не изменилось. Я и раньше знал, что доверять людям нельзя. Это однозначно. Потому что они все поступают одинаково: пока ты на вершине, на белом коне, сидишь на большом троне — все вокруг тебя «облизывают», как собаки у мясника. Но стоит тебе упасть — и секундочку, все они в страхе разбегаются. Как будто стреляли не в тебя, а в них. Боятся, что если их увидят со мной, то в них тоже будут стрелять. Понимаешь? Это страх. Страх — самый страшный враг человека, потому что он от дьявола. Но я ни на кого не обиделся. Я продолжал общаться даже с теми, кто тогда разбежался. Человек — жалкое существо, честно говоря, контролируемое дьяволом. По-другому не скажешь. Он сделает всё, что дьявол ему скажет, даже не понимая зачем.

– Когда и как у Вас появилась идея создать домашний храм?

– Знаете, это была даже не идея в голове. Это родилось внутри — как глубокое желание и любовь. У меня тогда ещё не было ни дома, ни планов, но я уже заказал иконостас и все иконы для него. Я и сам не знал, что будет завтра, клянусь вам. Это удивительно, как Господь управляет человеком по Своей воле. Поэтому я всегда молюсь: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земле». И вот так, тихо-тихо, всё начало собираться. Я коллекционировал иконы, а потом на меня буквально посыпались мощи величайших святых, о которых я в жизни и мечтать не смел. Господь проводил меня к нужным людям, вёл повсюду — вплоть до встречи с Папой Римским, чтобы получить благословение и мощи из Ватикана. Это был дар для моего храма, вы не представляете.

– Как Вы выбирали место для храма в доме?

– Главное и основное требование — это расположение алтаря. Он должен быть обращён на восток. Это древняя традиция, ведь на востоке восходит солнце — символ Христа, Света мира и грядущего Царства Небесного. Таким образом, молящиеся во время службы обращаются лицом к алтарю, то есть символически — навстречу Господу. Помимо этого, пространство должно быть по возможности выделенным, отделённым от суеты повседневной жизни, чтобы располагать к молитве и сосредоточению.

– Кто Вам помогал в обустройстве?

– Я приглашал мастеров — иконописцев, резчиков, но полностью дизайн, от начала и до конца, был создан по моему вкусу. Абсолютно. Я советовался со священством, чтобы всё было сделано по канону. Храм освящал митрополит Русской Зарубежной Церкви вместе с представителем Греческой Церкви, диаконами и монахами. И в этот же знаменательный день произошло сразу три великих события: освятили сам храм, окрестили мою младшую дочь Аве Марию и рукоположили меня в чтецы, как настоятеля домашнего храма. Так что в один день состоялись и освящение, и крещение, и мой постриг.

– Чьи именно мощи хранятся у Вас?

– Мои святыни собраны из храмов по всему миру. Я привозил их из Милана, но большая часть, конечно, из Франции и со Святой Горы Афон — я дважды специально летал туда. Понимаете, это святыни высочайшего ранга. Их невозможно купить — они не продаются. Они могут только передаваться из рук в руки, как великий дар и доверие. Так они и попали ко мне — как благословение от духовных лиц и храмов. Среди моих святынь есть особо редкие. Например, десница (правая рука) Иоанна Крестителя, который крестил самого Христа. Частица Тернового Венца, возложенного на голову Спасителя — это величайшая редкость. Есть частица пояса Пресвятой Богородицы, зуб блаженного Августина — великого богослова IV века, а также частица мощей четырёхдневного Лазаря, которого Господь воскресил из мёртвых. Хранятся у меня и нетленные мощи святых из Киево-Печёрской лавры, а также нетленное сердце святителя Луки Крымского. Есть частицы и от Покрова Божией Матери. Особо хочу отметить Титулус — это частица той самой таблички с надписью «Иисус Назорей, Царь Иудейский», которая была прибита над главой Спасителя на Кресте. Всего же в моём храме находится около тысячи святынь.

– Связываете ли Вы своё исцеление с помощью святых, чьи мощи у Вас хранятся?

– Однозначно. Но прежде всего — Господь Велик, и Он не захотел моей смерти.

– Вы говорили, что до жены у Вас было «больше женщин, чем волос на голове». Чем Ваша супруга Морела смогла покорить Вас?

– (Улыбаясь) В семье, как известно, есть две стороны: одна сторона всегда права, а другая сторона — это муж. Понимаете, да? А покорила она меня сразу всем — своей добротой, красотой — и души, и тела. И своей порядочностью. Кто первый идет мириться? Однозначно, я. Это даже не обсуждается.

Похититель певца Авраама Руссо не сядет в тюрьму из-за истёкшего срока давности

Киркоров спел с Орбакайте и Руссо на корпоративе в Дубае

Прохор Шаляпин взял на подтанцовку пышнотелую модель, весом 125 кг