Как снимали сериал «Камбэк» - исповедь режиссера Динара Гарипова

Он вырос за кулисами шоу-бизнеса 90-х и видел, как на компьютере «прифыкивают» луну — это определило его судьбу. Сегодня Динар Гарипов — успешный режиссёр, но за кадром остаются личные испытания: уход за больным отцом, воспитание двух дочерей и поиск баланса между работой и семьёй. В интервью «Жизни» режиссер сериала «Камбэк» рассказал, почему важно оставаться человеком в киноиндустрии и какие ценности он передаёт своим детям.

– Я хочу начать с самого начала — с Вашего детства, с 90-х. Какими они для Вас были?

– Вы знаете, у меня они были по-настоящему счастливыми. Я понимаю, что для страны в целом это были тяжёлые, смутные времена, но моей семье, видимо, очень повезло. У меня остались исключительно светлые и яркие воспоминания. Мой отец всю жизнь был в творчестве. В те годы он жил в Нижневартовске и был одним из первых, кто занялся там шоу-бизнесом. Он организовывал гастроли, привозил артистов, делал мероприятия. И, что важно, ему удавалось на этом не только жить, но и вполне успешно зарабатывать.

– То есть, получается, у Вас было всё то, о чем в те годы мечтал практически каждый советский ребёнок?

– Ну, к сожалению, да. Или к счастью? У меня действительно было всё это: и «Сега-Мегадрайв», и жвачки, и кока-кола, которую отец привозил из Германии — это тогда было чем-то невероятным.

– Заниматься шоу-бизнесом в 90-е, даже в таком городе, как Нижневартовск, — это было рискованно?

– Тот пласт культуры и бизнеса тогда был дикой смесью творчества, больших денег, бандитов и колоссального риска. Но мне-то было лет восемь-десять, я всего этого не осознавал. Я видел отца — он был увлечён своим делом и был счастлив. И по нему, по его энергии я понимал, что всё в порядке. Эта сторона жизни прошла мимо моего детского восприятия.

– Но в 12 лет Ваша жизнь резко изменилась — Вы переехали в башкирский город Бирск. Это правда, что причиной стал криминальный инцидент?

– Чистая правда. Вот то самое «смешание», о котором я говорил, в один момент аукнулось нашей семье напрямую. На отца совершили покушение. И чтобы обезопасить нас, он буквально вывез всю семью в свой родной город. Планировали, наверное, пересидеть полгода, а в итоге остались до конца моего школьного обучения.

– Что именно произошло?

– Не знаю всех деталей. Какие-то разборки, «заточку» ему воткнули... Под печень, кажется. Но для двенадцатилетнего ребёнка, конечно, это была травма, которая сразу переворачивает весь мир.

– Это случилось прямо на Ваших глазах?

– Да, я это видел. Отец вышел из квартиры, чтобы завести машину. А через пять минут вернулся — уже бледный, с окровавленной одеждой на животе. Я помню, как помогал ему лечь, сам вызывал «скорую», суетливо открывал балкон, чтобы было чем дышать... Эта картина до сих пор перед глазами. Это был где-то 98-й или 99-й год. Как раз на стыке эпох.

– То есть как раз то время, которое показано в Вашем сериале «Камбэк»?

– Ну, хронологически наша основная история приходится на 2003 год, но там есть и флешбеки. Так что да, фильм затрагивает тот самый пласт — с начала 90-х и до середины 2000-х. Этот переезд всё для меня резко изменил. Я из ребёнка большого, богатого северного города вдруг оказался в маленьком провинциальном Бирске. Оглядываясь назад, сейчас понимаю, что это кардинально поменяло вектор моего развития. Именно там мои мозги встали на место, и я по-настоящему занялся творчеством. Так что в каком-то смысле эта трагедия подарила мне новую жизнь. Вообще я считаю Бирск своей родной землей и стараюсь очень часто туда ездить, чтобы подзарядиться какой-то энергией. Потому что в Москве ты ее только растрачиваешь. Это так всю жизнь было. Я очень благодарен этому городу с населением всего 35 тысяч человек, потому что именно он стал для меня судьбоносным. Вся моя бурлящая и творческая жизнь началась там. Когда мы с другом даже сняли фильм про Бирск. Он назывался «Седой отец». Там снимался даже Артем Григорьев - звезда сериала «Солдаты». И этот фильм стал моим «спасибо» этому городу за все, что он мне дал.

– Как Вас, пацана из большого города, приняла провинциальная среда?

– С пацанами — удивительно, но всё сложилось нормально. Я всегда был общительным, умел найти контакт. А вот с директором и учителями... Тут были баталии. Представьте: я прибыл из своего «северного шика» с серёжкой в ухе, в кожаных штанах, с соответствующим настроением. Для них это был вызов всему местному укладу. Меня постоянно вызывали на ковёр с одним требованием: «Сними это немедленно!»

– То есть Ваш образ — серёжка, кожаные штаны — в маленьком городке не вызвал отторжения у местных ребят?

– Ну, сработало несколько факторов. Во-первых, я не был заносчивым — был своим парнем, просто с другой атрибутикой. А во-вторых, в этом городе все знали моего отца. Он был уважаемым человеком. Его имя и репутация, конечно, создавали некий защитный фон. Ни у кого не возникало особого желания «выяснять отношения» с сыном такого человека. Но главные изменения произошли не во внешних отношениях, а внутри меня. Раньше я жил в неком искусственном, почти «инкубаторском» мире больших денег и связей. Ты общался с детьми таких же, как твой отец, людей из своего круга. А в Бирске я увидел настоящую, почвенную жизнь. Это была жёсткая, но необходимая перезагрузка. Очень хорошо, когда тебя возвращают на землю. Ты начинаешь ценить другие, более простые и настоящие вещи.

– Насколько болезненным был этот переход в материальном плане?

– Знаете, честно? Я этого даже не почувствовал. Отец — человек с огромной предпринимательской жилкой. Он всегда умел находить выходы, зарабатывать. Да, география и сфера деятельности поменялись, но он не дал семье почувствовать падение. Он нашёл себя и в новых условиях. Сейчас, к сожалению, он болеет, деменция. Уже несколько лет он как маленький ребёнок, за которым нужен постоянный уход. Мы всё это делаем, конечно. Это очень тяжёлая история. Из того сильного, волевого человека, который мог перевернуть жизнь и построить новый дом с нуля, он превратился... в ребёнка.

– А мама Ваша чем занималась?

– О, моя мама — крутейший подолог (специалист по здоровью стоп и ногтей. – Прим. ред.) Сейчас она уже на пенсии и вернулась в Бирск, к отцу. Они были в разводе уже лет двадцать, но вот сейчас жизнь сделала круг — она вернулась, чтобы ухаживать за ним.

– С кем Вы остались, когда родители развелись?

– Это как раз совпало с тем периодом, когда я уехал в Москву. Получилось, что больше с отцом, потому что он был в Москве, и я там учился. Но жёсткого разделения не было. Потом мама переехала ко мне. Так что я, можно сказать, остался со всеми. Без отца у меня в Москве ничего бы не вышло. Все эти творческие начинания — корни от него. У него была студия, которая занималась в том числе и Алсу, и он дал мне там работу. Но дело в том, что ты можешь иметь возможность, но не проявить желания. А у меня получилось иначе — я влюбился в это дело. Фундамент, который заложил отец, — бесценен. Я ему за это чрезвычайно благодарен. Днем я учился, а ночами работал на студии, и так было все время в режиме нон-стопа и постоянного недосыпа.

– Вы говорили, что интерес к кино проснулся у Вас именно в Бирске. Что стало толчком?

– Я помню этот момент, и это был не фильм и не книга. Это было... откровение. Мой отец как-то раз взял меня с собой в Уфу, на студию «Муха», где снимали какой-то клип. И вот я захожу в помещение, пахнущее краской и электроникой, и вижу: парни сидят за компьютером и на экране просто берут и «присобачивают» Луну на небо в каком-то кадре! Без всяких декораций, просто мышкой. И всё. Для меня, подростка из провинции, это была чистейшая магия. И я тогда подумал: «Блин, так вот как это делается?» И прямо в тот же момент спросил: «Можно, я останусь?» И с этого момента я просто стал жить на «Мухе». Я прогуливал школу, ездил на автобусе из Бирска в Уфу, иногда ночевал прямо там. Магию прифыкивания Луны я помню как щелчок, который переключил во мне всё. Мой интерес к визуальному творчеству начался именно с этого.

– А как на это смотрели родители и учителя?

– Родители — нормально. Отец понимал и, думаю, даже поддерживал. А вот учителя... Сначала, конечно, были не в восторге. Но потом и они смирились, особенно когда я начал применять свои навыки в школе – стал снимать фильмы и делать разные творческие проекты. А первый настоящий, оплаченный клип я снял лет в 15. Заработал я тогда 200 или 300 долларов.

– То есть на данный момент Вы – режиссёр, который не просто ставит задачи, а сам досконально разбирается в технике.

– Абсолютно верно. Я прошёл весь путь. Снимал дни рождения, рекламу, клипы, монтировал... Это дало мне ту самую базу.

– Назовите Ваших любимых режиссёров.

– Знаете, у меня нет одного кумира. Их много – Финчер с его безупречным визуальным языком, Тарантино с его диалогами, Гай Ричи с его энергетикой. Но я вырос и на советском кино: Меньшов, Рязанов, Гайдай... Всё это в тебе смешивается, как в котле, и оставляет свой отпечаток. Ты не копируешь, а впитываешь и перерабатываешь.

– Ваш самый любимый фильм.

– Первым в голову приходит «Побег из Шоушенка». Я его, наверное, тысячу раз видел. Блестящее кино. А ещё... «Список Шиндлера» Спилберга. Это же всё про людей. Про то, как они ведут себя в нечеловеческих обстоятельствах. Жизнь ведь не всегда прекрасна. Мне ближе вот эти истории.

– Ваш отец предупреждал Вас, что пробиться в кино невероятно тяжело?

– Конечно, Он отговаривал меня, как мог. Говорил: «Зачем тебе это надо? Кино снимают только династии. Иди в финансовую академию, получи нормальную профессию». Я его послушал, отучился и мог пойти в нефтянку или в Совет Федерации. Но внутри я горел кинематографом. И те самые зрительские реакции с мероприятий говорили мне: «Получается же!» Этот внутренний огонь оказался сильнее.

– С чего начался для Вас «Камбэк»

– Точка отсчёта для «Камбэка» очень памятна. Я сломал ключицу в Таиланде, впервые сев на мопед. Буквально за два дня до вылета домой. Прилетел в Уфу и сразу лёг в больницу. И вот там мне прислал сценарий генеральный продюсер проекта Щукин Антон Николаевич. Мы его с женой читали взахлёб. Сама история понравилась сразу. Но изначально это была современная история, где летали коптеры. Получался такой немного «детский сад». И мы творческим коллективом — я, Антон Николаевич, сценарист и креативный продюсер Алёша Иванов — решили, что это надо перенести в двухтысячные. Эпоха гаражей, постреволюционной свободы и неустроенности. Так история зазвучала органичнее. Чтобы тот же Компот, который всё забыл, был порождением лихих 90-х...

– В сериале фигурирует газета «Жизнь». Вы сами её читали?

– Название помню, но чтобы я её активно читал — нет. А вот отец мой всю жизнь читал газеты. Но что касается «Жизни», то лично для меня название газеты ассоциируется именно с той эпохой, с «жизнью» как она есть. Так что я не был против.

– Вы говорили, что сложнее всего было подобрать актёров на роли подростков. Каким был главный критерий?

– Органичность. Мне нужны были не карикатурные «банда пацанов», а живые, разные, чуть шероховатые ребята. Чтобы верилось, что они друзья. Я ищу актёров, которые по темпераменту, по внутренней сути близки герою. Чтобы им не приходилось «играть» из последних сил, а быть собой в предложенных обстоятельствах. Как, например, Санёк Петров, который играет Компота. Он же по жизни — динамичный, лёгкий парень «хе-хе, хо-хо», а Компот — медлительный, немного отрешённый. Поэтому Саньку приходилось себя сознательно тормозить, менять физику, темпо-ритм. Это огромная работа.

– Работая с Александром Петровым, Вам как режиссёру ощущалось, что работаете со звездой?

– Ни разу! Санёк — прекрасный простой парень. Он с головой погрузился в процесс: показывал мне свои дневники с размышлениями о роли, мы часами говорили о прошлом Компота, о том, как он мог жить. Он не пришёл «отчитать текст и уйти». Он был включён полностью. Несколько сцен родились прямо из его идей. Например, сцена, где Даша приводит его знакомиться с мамой-актрисой. Изначально там был другой повод для визита, а Санёк предложил: «А пусть она приведёт его как актёра, которого увидела на улице». Чтобы показать: в жизни всё возможно. Идея понравилась, сценарист её развил. Или сцена, где Компот приходит к мужу поварихи Кати. В сценарии был долгий диалог, а мы с Саньком на площадке придумали, что он сразу нападает. Это было более органично для его ярости. Он постоянно думал, предлагал. Вообще Петров удивил своей простотой и душевностью. Я познакомился с его мамой на премьере — замечательные люди. Он иногда пишет мне: «Динар, дорогой, всё классно». Я ему из Башкирии мёд привёз, так он теперь должен ко мне за мёдом приехать! Простой, заземлённый человек. С такими работать — одно удовольствие.

– Подбор звёзд в проект – это Ваша инициатива или решение продюсеров?

– Это всегда совместный процесс. Мы всё-таки работаем в рыночных условиях, это не авторское кино в чистом виде. Первый отбор обычно прохожу я — предлагаю продюсерам кандидатуры, мы их обсуждаем. И, как правило, наши мнения сходятся. Хотя, конечно, бывают проекты, куда ты приходишь, и каст двух главных героев уже заложен, и ты работаешь с теми, кто утвержден. Так было с Меньшиковым в «Прелести» — он был изначально.

– Меньшиков наверняка чему-то Вас научил?

– Сто процентов! От любого большого артиста ты получаешь новый опыт. Это и новое общение, и новый ход мыслей. Порой ты абсолютно уверен, что сцена должна идти так, но одно произнесённое им слово, одно движение — и ты понимаешь: «А нет, оно может быть и так! И это даже лучше». В процессе мы все невольно учимся друг у друга.

– Сложный съёмочный день – это что в Вашем представлении?

– О, таких дней — куча! Кто-то запил, кто-то не приехал, кто-то сломал ногу, смены отменяются... Вот, например, на «Камбэке» у нас была актриса, которая играет Дашу. Завтра съёмка, огромная сцена на рынке 90-х, всё организовано, декорации, массовка. И вечером мне звонит исполнительный продюсер и говорит: «Проблема. Наша молодёжь пошла ужинать в Нижнем Новгороде, и Даша упала с какого-то моста. Сломала ногу». И всё. В итоге полфильма она снималась со сломанной ногой. Приходилось снимать дублёра со спины, потому что она сама передвигалась только в инвалидном кресле. И ту смену на рынке нам пришлось отменить — и это огромные убытки и срыв графика.

– Давайте ещё одну историю из разряда «кто-то запил» для колорита.

– Был у меня на «Территории» случай. Огромная сцена, где переворачивается автобус. Приезжает актёр из Москвы. Всё готово: техника, тросы, трюкачи. А его нет. Наш исполнительный продюсер едет в гостиницу, стучится в номер. Дверь открыта, а внутри никого. И тут из другого коридора выбегает этот артист... совершенно голый и в стельку пьяный. И он начинает кричать: «Ты что, украл мое утро?!» У него, видимо, белая горячка была. В общем, нам пришлось срочно сажать на эту роль нашего же локационного менеджера, чтобы как-то выкрутиться.

– Динар, расскажите про вашу семью!

– Ну, в двух словах... У меня замечательная и любимая татарская жена Виктория. Она тоже из Бирска и мы с ней там познакомились. Мы с ней два таких антипода - она очень организованная и у нее очень такой оперативный ум. У меня, в отличие от нее, более плавный и творческий. При этом она сочетает в себе вот эту творческую организацию. Именно поэтому она сейчас работает помощником режиссера в театре на Мельникова. Вот такая очень творческая и бойкая жена у меня, которую я очень люблю.

Это второй мой брак и вот у меня сейчас две дочери - Амина и Лея. Две талантливые девчонки. Амине семь лет, у нее прекрасный голос, она клево поет и, как мне кажется, у нее в этом есть большой потенциал. А Лея, ей восемь лет, спортсменка и настоящая чемпионка. Амина — она такая «раздолбайка» вся в меня – такая творческая душа. Я их обеих безумно люблю. И они прекрасно общаются и считаются сёстрами.

– Давайте поговорим о философском. Какое бы Вы дали определение жизни?

– Жизнь – это непредсказуемый круговорот всего. Ты никогда не знаешь, куда тебя что заведёт, какой поворот ждёт за углом, а где дорога окажется закрыта. Я, как верующий человек, уверен: ты должен делать максимум из того, что от тебя зависит, а результат — это уже воля Всевышнего.

Превратности судьбы Никиты Михалкова: барин, гений, бесогон

Топ-30 комедий всех времен: «Бриллиантовая рука», «Батя», «Один дома»

«Ландыши. Вторая весна»: Катя ищет Леху и борется за наследство