Александр Демидов: "Жванецкий выгнал нас, когда мы сожрали у него всю колбасу"

История нашего гостя - о том, как всего четыре человека создали свой собственный жанр и юмор, который полюбился зрителям всей страны. Но его жизнь далеко не комедия, а драма про одиночество, алкоголь и несчастную любовь.

В гостях у "Жизни" звезда "Квартета И" Александр Демидов.

- Хочу начать с цитаты Достоевского: "Все одаренные и передовые люди России были, есть и будут всегда картежники, пьяницы, которые пьют запоем". Вы согласны с Федором Михайловичем?

- То, что рядом с творческой личностью очень часто "шагает" бутылка, - это да. Алкоголь - препарат для расширения сознания. Да, многое из того, что сказал Достоевский, в моей жизни присутствовало. Сейчас я, к счастью, нашел некий баланс. Я не зожник, не веду здоровый образ жизни - могу позволить себе выпить в меру, без похмелья. Я добился этого, работая с психологами.

- Что можете себе позволить?

- Бутылку красного сухого или рюмок пять чего-нибудь крепкого типа текилы, коньяка или виски.

- А когда в первый раз напились?

- В трудовом студенческом лагере. Мы ездили собирать морковь или свеклу, и в какой-то момент ребята сказали: "Давайте выпьем". А что для этого надо? Надо сброситься. Мы сбросились, кто сколько смог. А у нас всегда было два казачка - Камиль Ларин и Леша Барац. Они спрятались за кучей ботвы и незаметно сбегали в местное сельпо, где взяли бутылок десять имбирной настойки. Чудовищнее я ничего не пивал в своей жизни никогда! В общем, сели, достали какие-то консервы, колбаску, хлеб, и вдруг заходит физрук. "Так, все на третий этаж, сейчас будет собрание", - говорит. И мы быстро стали допивать эту настойку стаканами. Я иду на третий этаж и вдруг начинаю понимать, как совершенен мир, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Но каждый шаг все тяжелее и тяжелее, и в таком виде я приперся на это собрание. Помню, я там все время смеялся. Меня шпыняли, а мне почему-то было весело. Потом мы носились вокруг корпуса, подбежали с Барацем к памятнику Ленину, я полез на него и упал с высоты лицом в асфальт. Что-то даже хрустнуло. Но у меня была такая анестезия внутри, совершенно все по фигу. Встал, причесался и пошел в корпус, не понимая, что все лицо в крови. А потом меня очень сильно рвало. А ребята, которые выпили в меру, поняли, что со мной не так все хорошо, - взяли и вместе с кроватью унесли меня в туалет. Просыпание утром было чудовищным - открываю глаза, а на лице короста от крови. И я приклеен к кровати в туалете…

- И в какой-то момент вы осознали, что это проблема, и решили с этим бороться. Что это был за момент?

- Я понимал, что я человек выпивающий, и пробовал многие варианты. Были разные - "иди зашейся", "иди к бабкам", "иди на курсы анонимных алкоголиков". Многое перепробовал. Но вот это желание - очиститься - было всегда, чуть ли не с первого перепоя. С того самого имбирного отравления. Бывало, не пил три месяца, но потом появился пивной ларек, куда мы с Камилем любили ходить...

- Вы знаете историю любви ваших родителей?

- У меня две мамы. Первая - это мама, которая меня родила и с которой мы расстались, потому что у папы появилась новая семья и он увез меня, семилетнего, в Рязань. И мама, которая меня воспитывала, - не люблю слово "мачеха". Это Татьяна Ивановна Демидова. Она воспитала меня и моих сестер-двойняшек. Одна из них - майор в отставке, другая - действующий полковник Генпрокуратуры.

- Как с настоящей мамой жили до семи лет - помните?

- Да. Очень часто был предоставлен сам себе или прабабушке. Мало кто мною занимался. Это был город Шадринск. Иногда я недоедал. Мама моей мамы работала в беляшной, и я каждый день туда приходил, мне без очереди давали три беляша и стакан какао. Было невероятно вкусно! Но этого мне точно не хватало, чтобы быть сытым. И мама моего отца как-то сказала ему: "Забирай Сашку, а то он там пропадет". А у второй мамы семья была зажиточной. Жили они в деревне под Рязанью, в хозяйстве было сорок кур, пятнадцать овец и две коровы. На одном молоке дед с бабушкой имели по 300-400 рублей в месяц. Притом что у моего папы зарплата была 240 рублей, что по тем временам считалось очень круто.

- Как менялись отношения с родной мамой?

- Какое-то время было непонимание, даже боль. Бросили, не воспитали, недолюбили. А потом вышел с ней сам на связь. Я уже снимал двухкомнатную квартиру в Беляево, это был 1996 год. Сближение шло медленно, все же времени много прошло - 19 лет. Созванивались, приезжал к ней, и отношения становились все ближе. Но опять же через некоторое раздражение. Тем более что на тот момент я уже потерял родителей, которые меня воспитывали. А сейчас я рад тому, что родная мама - ей 76 лет - жива и здорова. В душе ее сейчас солнечная осень, не хмурая. Живет лучшие годы своей жизни. Потому что раньше, как выяснилось, ей жилось нелегко.

- Вы написали письмо сыну о том, как уходил ваш папа, какое это страшное горе, как хотелось кататься по полу, выть, биться головой. Как долго вы были в таком состоянии?

- Оно до сих пор длится. Меня родные даже не пустили на похороны. Если бы я поехал, то ушел бы в запой и там бы остался навсегда. Вот до сих пор чувствую, что не наговорился с ним и не хватает мне его тепла. Он никогда меня не обнимал, не сюсюкал и не говорил, что я его любимчик. Но при этом у него было много уменьшительно-ласкательных слов, которыми только он меня называл. Например, только он мог назвать меня Санчик. И он очень мной гордился, когда я поступил в институт. И когда я в 1991 году снялся в первом своем фильме "Пять похищенных монахов" на киностудии Горького, папа ночью сорвал афишу с моим изображением и принес домой. Теперь эта афиша у меня на даче в беседке висит. Любил он поговорить с людьми, которых подвозил на машине: "А вы смотрели фильм "День выборов"? А знаете, что там мой сын снимался? Да, это он - Демидов!" Но к концу жизни он как-то во всем разочаровался. Стал угасать. И уже не так мной восхищался.

- Последний ваш разговор помните?

- Помню, набрал его по телефону, спросил, как дела, как он себя чувствует. Он сказал: "Душа болит, сынок". И через несколько дней его не стало... А мамы не стало, когда мы давали спектакль в Одессе. Мне вечером играть, а утром я узнал, что мама умерла...

- Когда вы стали ее мамой называть?

- Когда ребенку семь лет, взрослым кажется, что он ничего не понимает. Но мне в этом возрасте уже было все понятно. Что здесь вкуснее кормят, что здесь я нужен. И я в какой-то момент... Мы даже с папой не договаривались - она пришла домой, и я спросил: "Можно я буду называть тебя мамой?" И она расплакалась. Вот так и порешили.

- Вы, кстати, писали, что немалую роль в становлении вашего "Квартета" сыграл Жванецкий.

- Михаил Михайлович сыграл роль в поступлении Ростислава Валерьевича Хаита. Он знал Славу с детства, дружил с его папой. Соответственно, Слава дружил с Лешей, а я дружил со Славой и Лешей. С Жванецким еще связана такая история. Мы прибегали в его студию, пытались играть его тексты. Разбирая тексты Жванецкого, мы, голодные студенты, часто бегали к холодильнику. В какой-то момент ему, видимо, надоели наши голоса. Он зашел и увидел нас уплетающими сосиски, сыр, колбасу из его холодильника. Мы с набитыми ртами еле выговорили: "Здравствуйте, Михал Михалыч!" Жванецкого это даже немножко смутило.

- Жванецкий каким вам запомнился?

- Несмотря на многомиллионную популярность, он был сомневающимся человеком. Любил, чтобы к нему подводили какую-нибудь девушку познакомиться. Он сразу расцветал, становился таким… похожим на кота. Михаил Михайлович был человек сложный, прямо скажу. Это мое мнение. С другой стороны, а каким он должен был быть? Как и любой гений, он был соткан из рефлексий и противоречий.

- Общежитие ГИТИСа. Про него ходит огромное количество мистических легенд. Что в действительности там происходило?

- Регулярное выпивание и соединение двух полов - мужского и женского - на разных этажах в разных кроватях. Моя комната - триста десятая - была известна всем тем, что тут всегда были картошка, которую мне привозил папа, мамины соленые огурцы и помидоры и камилевское горчичное волгоградское масло.

- Общежитие ведь находится на старом кладбище. Были мистические случаи?

- Девочки говорили, что к ним постоянно кто-то стучался. Одна на голубом глазу рассказывала, что, когда она проснулась, рядом сидел барабашка. Она спросила его, к добру он или к худу. Он вроде сказал, что к добру. Я тоже видел нечто подобное в своей жизни, но не в общежитии ГИТИСа, а вообще. Однажды я видел целый шабаш, где мне показали разные пути и нужно было выбирать, куда идти. Упасть в пропасть или подняться к вершине своего таланта. Что интересно, я не испугался, просто был в каком-то столбняке. Интересно и страшно. Я все это видел, и я в это верю. И знаю, что там все не так, как мы думаем, не так примитивно.

- В тяжелые голодные годы как подрабатывали?

- По-разному. Иногда пробегали с Камилем по пяти этажам нашего института и собирали пустые бутылки. Ловили такси, загружали мешки с бутылками - и в пункт приема стеклопосуды. Хорошо, если он работал. Сдавали бутылок рублей на двадцать. И еще я работал года два в метро - это 120 рублей в месяц. Был машинистом уборочных машин, убирал станцию. Помню, купил себе первые джинсы Levi’s за 250 рублей на Рижском рынке и очень этим гордился. Причем джинсы были паленые.

- Изучая вашу биографию, я подумала, что одним из авторов, который вас вдохновлял, был Высоцкий.

- Да, это был человек, который буквально затянул меня в пучину своего таланта. У меня были все его альбомы, я прочитал все воспоминания о нем. Высоцкий - это невероятный гений, который был обречен на такой трагический финал. Потому что масштаб его таланта - это такой океан, в котором он сам же и тонул. С пороком сердца курить столько сигарет, пить кофе, спать по три-четыре часа... По всем параметрам невероятная личность. Он захлебнулся в собственном таланте. Ему не смогли помочь выжить, хотя и пытались. При такой отдаче он требовал невероятной подпитки. В последние годы он уже понимал, что сгорает...

- Вы долго шли к успеху. "День выборов" или "О чем говорят мужчины" - что было круче?

- Скорее, "О чем говорят мужчины". "День выборов" мы снимали на коленке, нужно было быстро-быстро сляпать. На фильме "О чем говорят мужчины" мы заработали 13 миллионов долларов. А на фильме "О чем еще говорят мужчины" - 20 миллионов долларов. Потом Слава с Сережей стали продюсерами, и, когда им звонил какой-нибудь Светлаков или кто-то там еще и говорил, мол, ребята, уйдите с этой даты, мы вас там "съедим", там "Любовь в большом городе", "Ёлки-5", а вы там с каким-то фильмом "Быстрее, чем кролики". Ну ребята и подумали, что они настолько популярны и круты, что не ушли с этой даты. И провалились с треском.

- Можете одним-двумя предложениями описать ваших коллег?

- Я бы сравнил каждого с представителем животного мира. Леша для меня некая панда или ленивец, который висит на ветке. Такой обтекаемый, всем родной с его: "Рад тебя видеть! Отлично выглядишь!" И он умен, остроумен. Камиль - это большая птица, может, коршун. Сейчас он стал таким светским, у него везде связи. Не чахнет над златом, но летает, кружит. Слава - очень чувствующий людей, умеющий прогибаться, - такая лиса. Но по своей сути - гончая: несется, не задыхаясь, по своей дорожке.

- А вы?

- Я, наверное, собака. Такая, знаете, дворовая. Большая дворняга. Несмотря на свой цинизм, зависимости, сто раз раненный, я, мне кажется, остался человеком с добрым сердцем и открытой душой, верящим в добро.

- Почему вы в первый раз решились на брак совсем юным?

- Просто встретились два одиночества, два депрессоида. Встретились в метро. И дальше никакой искры из этого не высеклось. Мы быстро развелись. С дочкой я периодически встречался, а мама, не знаю, по каким причинам, не особенно доверяла мне ее. Как-то не сложилось с этим ребенком выстроить отношения. Виноватой в этом я считаю ее маму. Однозначно. Какой бы я ни был, но я исправно помогал деньгами. Однажды ехали с покойным Димой Марьяновым и Мишей Полицеймако. Марьянов сказал, что платит ребенку сто долларов в месяц, Полицеймако - двести. "А ты сколько?" - спрашивают. - "А я - семьсот".

- А сын?

- Тоже есть определенные проблемы, связанные с его мамой. Тоже не сложилось, и я тоже виню в этом его мать. Потому что сын у меня регулярно появлялся, привык к моей жене и чуть ли не был готов называть ее мамой. Но в том лагере это вызвало бурю негативных эмоций. Ревность страшную. Потому что у нас ему было хорошо. Надеюсь, что он, как и я, помнит только хорошее и, повзрослев - а ему уже шестнадцать лет, - ситуацию переломит. А не переломит, как ее переломил я, - то это его судьба, его путь.

- Про свою третью супругу вы так трогательно написали: "Ты могла выбрать мужчину богаче и известнее меня. Полюбить, не иметь проблем и жить у моря". Интересно, она говорила, почему выбрала именно вас?

- Она работала со всеми звездами, с Сашей Цекало, например. И ее позвали на фильм "Горько!" к Жоре Крыжовникову в качестве помощника режиссера. И одновременно позвали на фильм "Быстрее, чем кролики". Она выбрала последний. И когда она только появилась, Слава сразу сказал: "Зачем нам брать такую девушку красивую, которая будет мешать нам сниматься?" А я - когда идет оценка какой-то девушки - обычно сижу и никого не трогаю, помалкиваю. Но я увидел, что она необычная, с чувством юмора. И вот мы с ней ехали в лифте, и я что-то пошутил. А она потом сказала, что именно в этом лифте поняла, что "это мой человек". Она это поняла на каком-то флюидно-половом уровне. То есть когда происходит внутреннее возбуждение от человека. Потом Маргарита мне рассказывала, что, когда была одна в гримерке, просто брала мою майку и прикладывала к своему лицу. Майка не пахла потом, просто у нее был вкус и запах Саши Демидова, которого она полюбила и которому первому позвонила, когда ушла из картины.

Когда она уходила, я понимал - что-то происходит, надо к ней подойти, сказать какие-то слова, обменяться телефонами. Но меня что-то сдерживало. В результате она мне сама написала - мол, как дела, что делаешь. Я обалдел. Потом написала во время моего спектакля: "Саша, ты мне нравишься". Я и вовсе чуть не упал тогда в гримерке. Стал писать, что она мне тоже нравится. Предыдущий брак уже был практически полностью разрушен, и мы через некоторое время стали встречаться. Она меня очень любит, поднимала и поднимает мою самооценку. Я посвятил ей много стихов и песен.

- Как вы сделали ей предложение?

- А я не делал. В 42 года был, с одной стороны, вроде бы опытным, прожженным человеком, а с другой - абсолютным ребенком. Это качество, кстати, не должно умирать в человеке. Это ребячество, детство - оно в нормальных формах должно присутствовать в характере любого человека. Жили мы вместе года два-три, и она сама предложила расписаться. Я согласился. "Только, пожалуйста, без всяких сюрпризов, прошу тебя", - попросила Рита. А я все равно заказал такой мини-лимузинчик, фотографа, и у нас появились прекрасные фотографии, где мы, довольные, идем по улице.

- В конце фильма "О чем говорят мужчины" герои пишут письмо себе семидесятилетним. А что бы вы могли себе семидесятилетнему написать?

- Написал бы: "Саша, держись, люби, жизнь без любви горька". И я хочу обрести до конца веру. Потому что я человек, с одной стороны, как бы верующий, а с другой - неверующий, скорее, сочувствующий. Я не понимаю, как можно верить в неосязаемое. Только поверив каким-то людям, что они что-то видели? Я бы хотел к финалу своей жизни обрести веру в Бога, во Вселенную - в то, частичкой чего я являюсь и частичкой чего останусь после того, как уйду отсюда.

Камиль Ларин: "Пить мы бросали вместе с женой!"

Валерия Ланская: "После развода я стала выглядеть моложе"

Маргарита Родина: "Я хотела спасти заблудшую душу и вышла замуж за зэка"

Маргарита Позоян: "Градский обиделся, потому что я не пошла к нему в команду"