Александр Михайлов: "С Гундаревой нас много раз "женили"..."

Он ПОИСТИНЕ человек-ГЛЫБА, чье имя является символом эпохи советского кино. Фильмы с его участием - "Любовь и голуби", "Мужики!..", "Одиноким предоставляется общежитие" и многие другие - стали по-настоящему культовыми.

В гостях у "Жизни" народный артист РСФСР Александр Михайлов.

- Я хочу начать наш разговор с фильма "Мужики!..". И у меня есть история. Один мой знакомый рассказывал мне: когда он был ребенком, мама взяла его в кинотеатр. И так получилось, что в кинотеатре были одни женщины. Смотрели этот фильм, рыдали, естественно. В моменте, когда ваш герой подходит к продавщицам и говорит: "Всё вы, женщины, знаете про нас, но никогда не поймете, почему мы одних любим, а на других женимся", - в зале был взрыв аплодисментов. Вот вы, мужчина, скажите: почему мужчины одних любят, а на других женятся?

- У меня было два брака. И как бывает: любим-любим, а та, которая менее симпатичная, менее какая-то заметная, зато она очень верная. Это душа. Душа с душой говорит! Речь не в объятиях и прижималках, главное - если ты близок душой... Самое удивительное - это когда ты с человеком можешь вместе и поговорить, и помолчать. И если тебе так же уютно с ней, как и одному, значит, это друг. И береги такого друга.

- Вы сказали, что у вас два брака было. И что вы очень постоянный человек. С первой супругой вы больше 30 лет прожили, со второй уже более 20...

- Да. Я на днях был в гостях у первой супруги. Мы в хороших отношениях, созваниваемся. Могу помочь, если какие-то трудности. Вторая супруга, она умница, молодец, мы многое пережили. Почему случился второй брак? Тут все непросто. Основная причина - моя мама. Она была в напряженных отношениях с первой супругой. Это сказывалось на мне, на здоровье, на всем, я всегда был между двух огней. А вот со второй - это было сразу, мама показала пальцем: вот это твоя любовь. Но и здесь было непросто. У нее тоже второй брак. Сейчас у меня четверо детей, я включаю в этот список и пасынка от ее первого брака. Так что я за то, чтобы был мир. За то, чтобы однажды за одним столом где-нибудь на свежем воздухе собрались бы мы, простили друг другу все дела, выпили, это был бы самый идеальный вариант.

- Давайте поговорим о вашем детстве. Историю любви ваших родителей знаете?

- Оп-па... Не знаю. Мне было четыре года, когда они разошлись. Я этого не помню, и только через лет семнадцать я первый раз приехал к отцу. Мать очень не хотела, чтобы я поехал, а я очень хотел увидеть папу. Двое суток я у него был. И была целая ночь серьезного разговора. Я спросил о причине их развода. А он заплакал и больше ничего не сказал. Все осталось тайной как со стороны мамы, так и со стороны отца.

- Каким вы его запомнили?

- Высокий, слегка сутулый, чуть-чуть прихрамывал - ранение было. С большой шевелюрой. Красивый человек. И мама очень красивая была. Не могу понять, почему они расстались. Я каждый год приезжаю на могилу к отцу...

- Вы родились в 1944 году, во время войны. Что мама рассказывала?

- Жили впроголодь. Я до сих пор не доедаю ни первое, ни второе, мои подтвердят. Мама хорошо готовила, но мы все не съедали. И она выносила еду на улицу, у забора скамейка стояла. И шли люди, иногда голодные просто. Подходили, ели, крестились, кланялись и шли дальше.

- Вы родились в келье при буддийском монастыре и жили там до четырех лет, и только потом вы переехали в поселение...

- Я уже ходил в первый класс, а потом мы переехали из дацана на станцию Степь. Там мама нашла работу. Собрали вещи, у меня пес еще был - Трезор, красавец такой.

- С собой взяли?

- Да. Я собак обожаю и голубей. Кошек не так, но они мудрые существа. И мы переехали туда - хотите верьте, хотите нет - это был морг. Вытащили два гробика, две кроватки на их место поставили, тумбочку и жили так какое-то время. Потом нашли комнатку в бараке, где жили цыгане. Сосед был оседлый цыган - седой, с бородой. Фамилия у него Михайлов была. А моя мать - Степанида Михайлова. И он к ней всегда с теплотой относился, не обижал. И была еще Дашка Михайлова, моя первая любовь. Старше меня, красавица-цыганка с косой такой. Всего было человек пять цыган. И мы сдружились, как это ни странно. Они и танцевать меня учили, и я даже пел по-цыгански. Мама, кстати, тоже говорила и пела по-цыгански.

- При рождении вам дали фамилию мамы. Почему?

- Ну да. Отец Баранов был. Она не захотела, чтобы я был "баран". Не хочу, говорит, и все.

- Итак, вы живете с мамой в этом селении Степь. Мама работает по двадцать часов в день, катастрофически не хватает денег, еды, маме все тяжело дается. Как вы ее уговорили уехать на другой конец страны?

- А потому что я без моря не мог, я бредил им. Мне мама купила двухрядную тульскую гармошку. Когда к нам пришел на побывку моряк с Дальнего Востока, я хвостом бегал за ним - умолял, чтобы он подарил мне тельняшку. Он сначала не соглашался, она одна у него была. И я выменял гармошку на тельняшку. А еще был у меня фотоаппарат "Смена-2", и я за него выменял у этого же моряка еще и бескозырку. Так что был полностью экипирован. После моей неудачной беготни в нахимовское училище я три года потерпел, а после седьмого класса сказал: "Мам, едем во Владивосток, я без моря не могу!" И мама сказала: "Хорошо, поехали!"

- Как устраивались, где жили?

- Очень хорошо помню, как приехали на станцию Угольная, а город Владивосток был закрыт, документы нужны были специальные. И мама устроилась на работу в воинскую часть на Угольной, а я поехал на электричке, тоже тайно, мальчишка был еще, поступать в мореходку. Но мне не хватало года, и я поступил в ремесленное училище. Потом маме какую-то квартиру дали, тоже хибарку, и она на работу устроилась во Владивостоке уже.

- Ваша мама просто уникальный человек!

- Это удивительная личность, удивительная. Темные волосы, пробор. Тонкая, стройная, всегда играла на балалайке. Очень музыкальная. Приходила с работы, брала балалайку, ее любимая частушка была: "Ох, горькая я, зачем на свет родилась, была бы я стеклянная - упала б да разбилась". Хотя формально необразованная, всего четыре класса образования.

- Когда вы выросли и достигли успеха, вы ее как-то баловали?

- Баловать не баловал, но делал все, чтобы она спокойнее жила.

- Итак, вы окончили ремесленное училище, поступили на рыболовецкое судно. Ваши обязанности какие были?

- Мотор. В машинном отделении учеником моториста.

- Рейсы сколько длились?

- Туда двадцать дней мы шли. Японское, Охотское, Берингово моря, Тихий океан, Бристольский залив. Там был такой район ловли! И сейчас через много лет я возвращаюсь к удивительной морской красоте. Как сказал Чехов, "все прекрасное серьезно". Точно. Я ненавижу шоу, даже это слово у меня вызывает отторжение. А вот я сяду на берегу, где бы я ни был: на берегу Тихого океана, Северного Ледовитого, Черного моря, Средиземного, - ах, как это интересно! Мне прислали недавно видеоряд - это мыс Горн, Чили, там сливаются два океана - Атлантический и Тихий. Я был в шоке! Это бесконечная полоса - синяя и светлая, в горизонт уходящая. Жак Кусто когда опустился в этом месте, он был очарован зрелищем: рыбы стаями подходили с двух сторон к этой черте, смотрели, разворачивались и уходили. Разница температур.

- Я даже не могу представить, какой трагедией для вас было, когда мама вам запретила ходить по морям. Как вы это все пережили?

- Да, это было чревато. Тогда погибло много наших средних рыболовецких судов. Четыре из-за обледенения перевернулись. А наше по тоннажу было большим, вышли из этой стихии мы более-менее нормально. Ни одного матроса не смыло за борт. Но потрепало нас хорошо. Связи не было никакой, и все думали, что нас тоже... Когда пришли в порт Владивостока, я увидел маму. Она никогда меня не встречала, не провожала, а тут - стоит. Быстро спустился по трапу, обнимаю - и увидел у нее прядь седых волос. И фраза ее: "Или море, или я..."

- Каково вам было принять решение?

- Мама - это святое. Я тогда просто подумал, что страсти улягутся и я снова вернусь.

- И тут в вашей жизни появляются Чехов и любовь к театру. Когда вы маме сообщили, что актером решили стать, она как отреагировала?

- Она сказала: "Это ты в папку своего". Я, говорит, беременная хожу тобой, а он спектакли какие-то делает, играет какого-то генерала.

- То есть она не сильно удивилась?

- Нет. И не очень жаловала, и не очень удивилась, но гордилась. И отец гордился. Приезжал из поселка в Читу и по несколько раз смотрел мои картины. Плакал и говорил всем, мол, это мой сынок.

- Когда вы впервые смогли наесться?

- На корабле. После картин Айвазовского, когда еще маленький был, я захотел связать свою жизнь с морем. Дважды сбегал в нахимовское училище. Последний раз меня сразу поймали на нашей станции. Я не говорил об этом маме. Она, когда узнала, расплакалась, потом отлупила меня.

- Уточню. Вам десять лет, десятилетний мальчик пишет в письмах, что он сирота, чтобы его приняли в училище. И вас принимают...

- Тогда военных детей брали без вопросов в суворовское, нахимовское училища. Я написал в ленинградское нахимовское. Уже не помню, кто посоветовал. И пришел ответ, официальная бумага: приезжайте. Ну а как? Денег у меня нет. Собрал сухарей и хотел ехать под скамейкой. Когда меня поймали, мама отлупцевала мокрым полотенцем. В углу стоял всю ночь и даже присесть не мог. Она как будто спала, но на самом деле следила за мной, чтобы опять не сбежал. И еще она отучила меня от воровства. Я в детский садик ходил, и нам привезли детские машинки - грузовики, броневики. Мне достался броневик, а хотелось грузовичок: там колеса разбирать можно было и штурвальчик был. И я завидовал, завидовал - и один раз в свои шаровары грузовичок припрятал. Идем с мамой, а он бренчит. И мама спрашивает: "Ты идешь - брень-брень. Что это у тебя такое бренчит?" - "Да я, мам, поиграть машинку взял". Она остановилась и сказала: "Срочно вытаскивай ее, пойди и извинись! И скажи, что это ты взял". Я заплакал: "Нет-нет, не могу, стыдно". А она: "Срочно!" И я пришел в сад, поднял машинку в руке и говорю: "Вот хотел поиграть, возьмите, пожалуйста, я принес". А мама шла за мной и следила. Я на всю жизнь это запомнил.

- Вернемся к тому, что вы первый раз досыта наелись, когда были в море на корабле...

- Я окончил ремесленное училище и стал сварщиком. И когда я после училища ушел на корабль, меня взяли учеником моториста. И вот после первой вахты поднимаюсь из машинного отделения и чувствую запах хлеба - пекарня была прямо на корабле. И когда зашел на камбуз - увидел горы испеченного белого хлеба! У меня от этого сразу спазм в горле... Я ел, ел и не мог наесться. И даже сейчас, когда я об этом вспоминаю, у меня вот этот спазм в горле стоит. А еще в море меня отучили от пьянства - это вообще отдельная история. Мы пришли в Петропавловск на разгрузку рыбы. Подходит ко мне парень и говорит, мол, у меня день рождения, приходи. Одна рюмочка, вторая - и я напился. Напоили меня матросики и волоком притащили на корабль. А я упираюсь, песни ору. Просыпаюсь в каюте, под глазом фингал. Рядом здоровенный боцман: "Ну что, сынок, оклемался?" Я спросил: "Батя, это не ты меня?" - "Я тебя". Он подсел ко мне и продолжает: "Вроде ты парень хороший, мы видим. Но запомни три вещи: знай, с кем пить, когда и сколько. Не запомнишь - сдохнешь! Ты этого хочешь?" - "Не хочу". - "По рукам?" – "По рукам". Это было 60 с лишним лет назад. И вот с тех самых пор я знаю - с кем, когда и сколько.

- "Любовь и голуби". Зачем вас режиссер Владимир Меньшов еще до начала съемок водил по пивнушкам?

- Когда я пришел первый раз к нему, я ему не очень понравился, по его глазам это понял. Ну, нет так нет, и я ушел. Но его попросили посмотреть меня еще. Пришел я во второй раз, был в чем-то спортивном. И снова - ни то ни се. Потом он вдруг говорит: "Слушай, Сань, давай походим по злачным местам, поищем характеры, посмотрим, где "синеглазки", алкаши. Сходим в одну пивнушку, другую". Ну и ходили. И эти люди, которые: "О-о-о, давай к нам", курят, пьют. А он меня в бок толкает: "Смотри, смотри, какой характер, как он смотрит, глаз какой у него". А я ему говорю: "Володя, я среди них вырос, я деревенский мужик, все это я видел". Еще был интересный момент - вызвали Нину Дорошину. Нина тоже напряглась, она на десять лет старше была, но очень подошла на роль. Сидит шепчется с Володей. Спрашиваю у него: "Чего это вы?" А Меньшов говорит: "Да она все переживает, что ты моложе выглядишь. Ну сделаем так, чтобы не выглядел". Фиксу поставили мне справа, подкрасили лаком, состарили, в общем. Володя, когда увидел пробы, аж подпрыгнул: "Все нормально!" И все - роль в кармане. И мы работали потрясающе.

- Это правда, что вы все подружились на съемках?

- Да, даже намека на конфликты не было. Меньшов рассказывал, как Людмила Марковна Гурченко пришла к нему и говорит: "Володя, я прочитала сценарий, очень понравилось, я хочу работать, чтобы обо мне не говорили: мол, хулиганка, матерщинница. Утверждай, и никаких проб не надо". И он утвердил. Она, кстати, сама очень много сцен написала, и Володя утвердил эти сцены. Сидели мы однажды в ресторанчике. Подошел какой-то тип к Гурченко и говорит: "Привет, Люся!" Причем так вальяжно, как старой знакомой. Ну и тут Людмила Марковна показала свою мощь: "Да пошел ты!.. Какая я тебе Люся?" Он аж отшатнулся: "В чем дело, в чем дело..." И отошел. Но когда Гурченко чувствовала уважение к себе, она просто расцветала. Это чудо просто, это стихия! Стихия, которая требует зрителей. Пластика у нее была великолепная. До 11:00 она никогда не снималась - занималась на станке. Вот такая она была, Людмила Марковна.

- Из фильма "Любовь и голуби" цензура вырезала очень много сцен. О какой вы жалеете больше всего?

- Была одна, снимали ее в Сочи у бара. Главный герой увидел бар, и сбылась мечта Васи - коктейль, трубочка, сигара тонкая в руке. Женщина танцует. Он поворачивается, а возле бара тетя Шура и дядя Митя сосут коктейль из трубочки и смотрят на него укоризненно. Еще поворачивается - и уже вся семья вдоль бара стоит, коктейль пьют и на Василия осуждающе смотрят. Так смешно было! А у него под пиджаком была леска привязана, и там был голубь. И голубь по этой леске поднимался и бил его по щекам. Такая вот сцена. Три или четыре сцены еще вырезали, и мне до сих пор до слез обидно. И Володя переживал очень. Помню, худсовет был, практически единогласно не приняли эту картину. А потом Володю отстранили от монтажа: другой стал монтировать. Но увидели, что получается вообще полная фигня, и Володю вернули, он смонтировал, но... Заставили резать, потому что мы попали как раз в антиалкогольную кампанию...

- Вы снялись в огромном количестве фильмов. Самая сложная роль, на ваш взгляд?

- Из драматических это "Дожить до рассвета" по повести Василя Быкова. Играл лейтенанта Ивановского. Ситуация была очень тяжелая, я чуть не простился с жизнью. Сюжет сам по себе очень непростой. Мой герой лейтенант Ивановский в первых кадрах, сильно раненный, выползает в тылу врага на зимнюю колею. Маскхалат обливали красной жидкостью, имитирующей кровь. Привозили ветродуй - и меня заметало снегом. Пока не коченели пальцы, режиссер не снимал. Он был талантливый человек, но такой полусадист, не буду называть фамилию (режиссеры фильма - Михаил Ершов и Виктор Соколов. – Прим. ред.). И поэтому я сильно заболел - двустороннее воспаление легких, туберкулез. Отключен был на полгода из жизни. Сказали вообще забыть о своей профессии. Будь режиссер постарше, он бы не допустил такого. А тут молодой парень. Говорил: "Так надо в кино! Так надо!"

Вот я и пошел... Ну а из классических ролей - "Очарованный странник" и спектакль "Иван Грозный".

- Мистическая история. Пять актеров, сыгравших Грозного, до того как его стали играть вы, трагически скончались. И вы трижды отказывались - почему?

- Потому что на меня давили авторитет Эйзенштейна и царь Иван Грозный в исполнении Черкасова. Я думал, что у меня не хватит темперамента, а может, и здоровья.

- То есть вы не из-за этих мистических событий отказывались?

- Нет. Это уже в процессе, когда стал работать. Мы подружились со Свиридовым Георгием Васильевичем, который писал музыку в Малом театре к "Грозному". Он меня часто вызывал к себе, как-то тепло ко мне относился. Приходил на репетицию, зажигал лампу и что-то писал. Однажды в очередной раз вызвал, сидим и пьем кофе-чай. Он сказал: "Хочешь, Саша, я тебе подарок сделаю?" И попросил включить музыку. Это что-то космическое было! У меня аж мурашки по коже поползли. И я, можно сказать, с ужасом спрашиваю: "Что это было, Георгий Васильевич?" А он: "Хочешь верь, хочешь - нет, это стихира самого Грозного (молитва-песнопение, написанная Иваном Грозным. - Прим. ред.). Так что царь этот у нас был один из самых образованных среди монархов. В совершенстве знал Библию, много реформ проводил. Я к нему отношусь с огромной симпатией. И не только потому, что он увеличил территорию России в два с половиной раза.

- И когда вы начали играть роль Грозного, с вами тоже случилась трагедия...

- Мы долго репетировали и пришли с Георгием Васильевичем к мысли, что из названия спектакля "Смерть Иоанна Грозного" надо убрать слово "смерть". Я чувствовал: что-то нехорошее может случиться. И я стал просить администрацию убрать это слово из названия. Ну, пошутили надо мной, похохмили. А через шесть спектаклей у меня горлом пошла кровь... И только потом я узнал, что действительно пятеро актеров, сыгравших Иоанна Грозного, трагически умерли. Мистики очень много здесь...

- В той ситуации вас спас друг. Как это произошло?

- Лежу, из меня уже литра полтора вышло, встать не могу. И вдруг слышу - машина едет. Потом топанье ног, он ко мне подходит, слышу голос: "Ты что, Сань, выпил, что ли? Ты что лежишь?" Поднимает меня, а из меня очередная порция крови... Он испугался, побелел. Посадил меня в машину и сразу в Склиф. Всю машину я ему залил кровью. И врач в Склифе сказал тогда такую фразу: "Пятнадцать минут - и вашего друга бы не было".

- А как ваш друг там оказался как раз в этот момент?

- Вот это и есть мистика! Хотите верьте, хотите - нет. Он был в Москве. Даниловский рынок, подходит к нему женщина в темной одежде и совершенно спокойно говорит: "Срочно выезжайте туда, где вы строите свой дом". А мы рядом дачи строили. Ну он туда и рванул.

- То есть он не знал, зачем едет?

- Конечно, не знал. Мистика полная.

- Вы двое суток были в коме, потом полгода лежали в больнице. Говорят, после комы человек сильно меняется. Как эта история вас изменила?

- Суета ушла. Волнения прибавилось, а суета ушла.

- Фильм "Одиноким предоставляется общежитие" - почему режиссер Самсон Самсонов прятал вас от женщин-коллег?

- Ревновал как-то по-своему. Доверял мне только с Наташей Гундаревой общаться. Вот с Наташей - пожалуйста... Девчонок много, а нас, мужиков, только двое - Витя Павлов и я. А я со своим шрамом характер придумал для себя не без помощи великого Самсона Иосифовича Самсонова. Вообще, конечно, потрясающий режиссер, с юмором большим. Там целая история была. Он мне предложил роль, а я попал в эту ситуацию с "Иваном Грозным". Так он из-за меня отменил съемки на несколько месяцев. Приходил ко мне в больницу. Плохо видящий человек, толстые стекла в очках, с тросточкой. И говорил: "Я дождусь тебя". Я потерял тогда двадцать килограммов веса. Пришел, едва двигаюсь, и снимали постепенно. Там была одна сцена - я должен был "взорваться". А я не могу. Что он придумал. Люстры были такие - с висюльками стеклянными. Он привязал к ним ниточки, и, когда я говорил, он начинал их колыхать. И создавалось такое впечатление, что от моего голоса даже люстра ходуном ходит.

- В саратовском театре вы работали с Олегом Янковским. Отношения у вас там были и дружескими, и конкурентными. Он вас хорошо принял?

- Да, доброжелательно, но... Дали нам роль в "Идиоте", и тут началась немножко ревность, что ли. Роль Мышкина он мне не отдал. Я приходил на репетицию, а он уже ее репетировал. День, два, неделю, месяц репетирует. Отменил все съемки, репетирует - и все. Я говорю, мол, Олег, мне тоже как-то надо. А он - нет, Сань, не та роль, извини, ты уж как-нибудь потом, я всегда мечтал сыграть... Ну я сидел-сидел, потом написал заявление, что отказываюсь от этой роли. Но серьезных конфликтов не было, все прошло как-то с юмором, легко. Олег говорил: "Да ладно, Саня, братан, ты наиграешься еще, мне скоро сниматься, вот ты и будешь играть". Вот такой он был, обаяния - море.

- То есть козни никому не строил.

- Нет, такого никогда не было. Я же его тоже спасал и выручал. Он снимался - я отдувался. Конечно, на него в основном шли, а потом был такой период, когда ко мне стали относиться очень хорошо и было обсуждение какого-то спектакля, кажется, "Человек со стороны". И зрители разделились - половина за меня, половина за Олега. И тут он стал напрягаться.

- Вам повезло работать с великолепными актерами, режиссерами. С Гундаревой, например. Какая она была в кадре и вне кадра?

- Особой разницы я не ощущал. Она была очень искренняя. Это тип актера, который больше отдает, чем получает. Она заряжала энергетикой так, что даже самый бездарный актер играл более-менее прилично.

- Наверное, поэтому в нее мужчины так влюблялись?

- Наверное. Но я с ней никогда... Нас и "женили" в прессе. Но ничего подобного не было, я знаю, что этого нельзя допускать никогда.

- Из Малого театра вы ушли в антрепризу. Без театра ведь тяжело?

- Я наигрался, очень большой репертуар был. Первая роль у меня сразу Раскольников. Психологически не был готов. Дошло до того, что по ночам старушек пять-шесть тюкал топориком. В холодном поту просыпался - что происходит? Вот эти вещи были.

- Получается, что работали на разрыв.

- Да, на разрыв, я не умею работать вполноги. Если работаю, то с полной отдачей. И поэтому перед премьерой, примерно за полмесяца, я сказал Льву Михайловичу Аронову, который спектакль ставил: "По-моему, мы приехали". И потерял сознание. Он меня повез домой, откармливал месяц, и потом мы сыграли премьеру. Говорят, неплохо.

- А почему потеряли сознание?

- От истощения - нервного и голодного. Мы по восемнадцать часов репетировали. Я почему-то всегда попадаю на таких режиссеров, которые все выжимают, что можно выжать. Но не все такие были. Вот Володя Меньшов меня берег.

- Вы ушли из Малого театра в 90-х. Как эти годы изменили вашу жизнь?

- У меня было много всего. Политические деятели часто к себе тянули. Горбачев в свое время хотел, чтобы я попел с ним песни в одном заведении. Я, как колобок, уходил от всех этих политиков. Помню, был юбилей у Виторгана в Театре Маяковского. Я к нему пришел, и ко мне кинулась Наина Ельцина с бокалом: "Ой, как мы рады вас видеть, Борис Николаевич про вас говорит, что вы наш, настоящий русский мужик, он с удовольствием бы поговорил с вами". Но я потихоньку вежливо "ушел в сторону".

- У вас четверо детей. Первый сын появился, когда вам было 25 лет. Уже в зрелом возрасте появилась вторая дочь и в 58 - третья дочь, родная. Разные возрасты. Как менялись вы как папа?

- Хочу сказать, что я никого из них не воспитывал, включая последнюю дочь. Я ей сказал: "Я бы очень не хотел, чтобы ты стала актрисой". А она ответила: "Папа, я все равно буду актрисой!" - "Но только не ко мне поступай, иди куда хочешь". И действительно, она поступила во ВГИК, но к Володе Меньшову.

- Что самое главное вы вкладывали, вкладываете в своих детей?

- Нужно сохранить Божий камертон с названием "совесть". Вот сохранить это - ничего важнее не может быть. Человек без совести оскотинивается, а с совестью он постоянно в поиске гармонии. И это дорогого стоит.

- Вы сказали во время нашей беседы, что решили для себя: до 88 лет будете жить без маразма. А как вы вообще к возрасту относитесь?

- Хорошо. В любом возрасте, если ты с любовью, это очень помогает. Не уставай говорить себе: "Я чувствую себя прекрасно". Знаете, есть такое выражение: "Человек, имеющий в себе солнце, и в пасмурную погоду его видит". Вот и все. Простая формула, очень простая.

- Дайте, пожалуйста, ваше определение жизни.

- Кажется, у Тютчева есть строки: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Это так здорово! При всех сложностях надо сохранять оптимизм и сострадание. Мы живем в уникальное время - смены эпох - Рыб и Водолея. Ух какое столкновение будет! Это космическое явление...

Звезда "Романтики романса" Нина Шацкая: "Нельзя рожать детей от нелюбимого"

Октябрина Ганичкина: "Дверь открыла и вижу – всё в дерьме"

Шоумен Арчи: "Когда из телевизора я узнал, что детдомовский, чуть не умер!"

Святослав Ещенко: "В СССР секса не было. Но в деревнях он был - и ещё какой!"