Наталья Штурм: "Я бежала за "мерседесом" Новикова и кричала: "Верни трусы!"

В 90-е она ворвалась в мир шоу-бизнеса с невинными хитами "Школьный роман" и "Уличный художник". Сейчас же, спустя много лет, она нередко эпатирует публику откровенными образами и громкими романами.

В гостях у "Жизни" певица и автор романов Наталья Штурм.

– Женщины делают пластику, чтобы быть красивыми. Это не секрет. Меня удивило другое – когда Вы сделали свою пластику, Вы показывали, как проходит период реабилитации. Зачем?

– Когда мне не хочется жить, когда у меня стресс сильнейший и страшнейший, я начинаю выходить на публику и делю этот стресс, разгружаясь таким образом. Это психологический приём.

– От кого больше негатива – от женщин или мужчин?

– Всегда от женщин. Кривая, косая, страшная, переделанная вся, нимфоманка, извращенка, убейте меня, если я буду такая, как Штурм.

– И что, Вам легче становится, когда Вы всё это читаете?

– Я не обижаюсь на это, потому что всё, что говорят в мой адрес, неправда.

– Вы делали пластику восемь лет назад. И после этого не делали с лицом ничего?

– Нет, в августе прошлого года подняла брови. Мама говорила, что у меня взгляд чуть-чуть тяжёлый – надо брови поднять. То есть у меня всегда мамины слова в голове. И действительно, почему бы не подтянуть? Кроме того, меня всегда раздражало, что никак не могу избавиться от валика на животе. Я уже и так, и так с этим боролась, укольчики делали, что-то рассосалось, что-то осталось. И я подумала – нет, пойду, чтобы мне сделали всё-таки липосакцию.

– Сколько откачали?

– Не помню. Спросила только, почему так много. И должны были ещё пересадить в попу немножко. Остальное, говорят, мы выкинули. Как выкинули? Мне попы не хватает, ещё надо было в попу добавить! Нельзя моё выкидывать!

– Ваши отношения с мамой менялись?

– Я её как-то спросила: "Такое ощущение, что ты стала меньше меня любить". А она и говорит: "Как только мужики у тебя появились, я как-то поостыла к тебе". Но тем не менее мама присутствовала в моей жизни ежеминутно.

– У Вас два высших образования. На кого Вы учились?

– Я очень боялась, что меня не примут в музыкальное училище, и одновременно подала документы в институт культуры на отделение библиографии. И тоже туда поступила. В музыкальное училище поступила на очное отделение, а там – на вечернее.

– По первой профессии Вы певица, а по второй?

– Библиограф, литературовед.

– Хочу поговорить про Вашу работу с известным шансонье Александром Новиковым. Как мама Ваша к нему относилась?

– Мама его обожала! Он подарил ей шубу, которой у неё никогда не было. И она говорила: "Саша – это тот человек, который сделает то, что не сделают другие". Я говорю маме, что это же очень тяжело, когда на тебя кричат, машут кулаками. Тогда же у нас уже начался такой период отношений, когда он пытался вогнать меня своей железной рукой в моё собственное счастье. А мама говорила: "Налаживай, налаживай отношения, чтобы не ссориться".

– Как Вы познакомились?

– В театре эстрады на моём выступлении. Столкнулись в коридоре. Он там прогуливался, руки в карманы, такой недавно откинувшийся, крутой. "Мерседес" под окном. Он искал вдохновение и сразу мне сказал: "Я хочу послушать, что вы поёте". Послушал все мои четыре песни и спрашивает с лёгкой издёвкой: "Девушка, вы танцуете или поёте?" И сказал, что напишет мне лучше. Собственно, с этого и началось наше сотрудничество.

– Какое первое впечатление он на Вас произвёл?

– Хам!

– Зачем же начали общаться?

– Когда он представился, я начала копаться в памяти, кто же это такой?. И вдруг что-то всплыло, какая-то ассоциация с Вилли Токаревым. Говорю ему: "Я думала, что вы маленький еврей и живёте в Америке". А он ответил: "Я высокий русский и живу в Екатеринбурге". Он очень непосредственный человек, любит своё творчество, это было мило.

– Он был приятным или сразу показал свой характер?

– Поначалу он был очень мягкий, обходительный и очень заботливый. Он на меня смотрел так: "Ну, конечно, тебя надо переодеть. В этом выступать не надо, я тебе всё новое куплю". Пришёл ко мне в коммуналку, ударил кулаком по стене, сказал, что стена дырявая, надо делать ремонт. Тут же пригласил бригаду рабочих. Я даже не успела опомниться. Дальше собрал все мои вещи вплоть до белья, запихнул в багажник своего "мерса" и отвёз на помойку. Я бежала за его машиной и кричала: "Ну хотя бы вот эти трусики, мне их из-за границы привезли, оставь". Он ответил, что всего, что у меня было, больше не будет. И он полностью меня оградил от всего. Даже от друзей и подруг.

– Изначально у Вас были отношения артиста и продюсера или сразу были отношения мужчины и женщины?

– Саша был женат, но его семья была в другом городе. Поэтому создавалось впечатление, что, находясь в Москве, у нас была как бы семья.

– То есть он жил в Вашей коммунальной квартире?

– Ну что значит жил? Он приезжал, писал песни, иногда оставался на ночь, сидел на кухне, а я спала. Приходил, будил и говорил: "Так, ворона..." Он меня вороной называл. Потому что у меня волосы чёрные были и нос в профиль кубанский, казачий, как у бабушки у моей из Краснодара. Так вот, будил и говорил: "Послушай, ворона, какой шедевр я написал!" И вот я в четыре утра просыпалась. А ещё он заставлял меня бегать вокруг дома: "Худей, ты толстая". Я обливалась слезами и бегала. А в Америке вообще был кошмар. Однажды была пересадка из Майами в Нью-Йорк, и я поняла, что не подготовилась с вещами. Спросила – можно вытащу из чемодана тёплые вещи. Не знаю, что у него происходило в голове – сложности былой жизни или ему просто нравилось издеваться надо мной, – но он взял мой чемодан и целиком вытряс его перед стойкой регистрации. А сзади стоит очередь, и это все видят. И я, обливаясь слезами и соплями, ползаю по полу, собираю свои трусики, пожитки, запихиваю в чемодан. А он: "А вот чтобы ты знала, что заранее надо готовиться!" Муштровал, как будто я солдат, буквально... Что-то у него получалось, но что-то во мне вызывало протест, конечно. Унижение публичное... И я сказала сама себе, что это надо заканчивать.

– Сколько Вы были вместе?

– Четыре года.

– Когда я смотрела его интервью, он произвёл на меня впечатление такого справедливого человека. Почему он себя так вёл по отношению к Вам?

– По сравнению с другими унижениями, творческими, когда стоишь перед выходом на сцену, это ничто. Два концерта запомнились. Один в Нижнем Новгороде, мы только начинали работать, я выходила в первом отделении, он во втором. Для меня это было волнительно, и он как продюсер должен был меня поддерживать. Стою за кулисами, радуюсь, настраиваюсь – меня же уже знают, клип вышел "Школьный роман". Я думала, что ждут меня и любят. А он подходит и говорит: "А ты чего улыбаешься? Хочешь я сейчас тебе билет куплю и ты улетишь в Москву? Все на меня пришли! Ты здесь никому не нужна!" И пальцем мне в печень... А меня уже объявляют... Это была пытка какая-то. Может, ему казалось, что это как тренерская работа – максимально вздрючить своего подопечного, чтобы он вышел на сцену и выдал. Я понимала, что это неправильно, но всё же не совсем понимала. Думала – может, действительно я что-то неправильно делаю и надо его больше слушаться. И тем самым затягивалась в эти отношения, когда человек позволял себе всё больше и больше. Помню, у меня песня была, её мало кто знает: "Мой милый, мой мальчик, букет твой завянет, мне хочется просто любви". А на меня через зеркало с таким прищуром и огромным таким кулачищем смотрит Александр и показывает мне жестом, что я очень плохо всё делаю. А я певица, я всю жизнь училась музыке, мне петь хочется! Дай же мне спеть так, как я хочу, как могу!

– Сколько длился период хороших отношений? Всё же Вы молодая красивая девушка, он пытается Вас очаровать. Не может же он сразу стать таким суровым и жестоким.

– Я спрашивала: "Саш, я тебя недостойна? Тогда давай ты сам своим гениальным творчеством будешь заниматься, а я своим". Вот тогда Саша сразу изменялся. Становился таким милым, несчастным. Он мог выпить, и немало, и тут же писал стихи – нежные-нежные!" И нежные записки. Такие записки, что я их помню наизусть.

– И насколько его хватало?

– Ненадолго. Всё как качели было. Вот одна из примерных нахлобучек: "Так, ворона, у нас съёмки, красиво накрашивайся, ничего не жри, потому что у тебя между зубами что-нибудь будет. Мне за собой надо следить, да ещё за тобой. Так, выглядишь нормально, худая, ничего не ешь. Так, спина ровная, глаз должен гореть. Почему не горит? Хочешь по печени дам? Ты ведь ворона? В общем, ты должна помнить, что ты никто и звать тебя никак".

– И всё же для Вас он был больше кто – мужчина или продюсер?

– Очень сложный вопрос...

– Вы хотели за него замуж?

– Никогда. Я не мазохистка. Я никогда не хотела находиться рядом с человеком, который доводит меня до слёз. Лучше буду одна, мне так спокойней. Может, действительно одно из правил успеха – когда ты находишься как на вулкане? Он говорил, что сама я ничего не сделаю. Хотя я сама без него записала диск, сняла несколько клипов и написала пять книг. Кроме того, купила недвижимость, родила сына, родились внуки. И я сохранила ментальное, психическое здоровье.

– Как Вы решились его бросить?

– Я зашла с другой стороны. Я отнимаю твоё время? Хорошо. Давай занимайся своим великим творчеством, а я уж сама как– нибудь. Он не понял. И попытался объяснить свою позицию: "Вот я курю сигарету. Ты – эта сигарета. Не может сигарета бросить того, кто её курит. Только человек может выбросить сигарету". И тогда я просто ушла из дома, уехала к друзьям на несколько дней. Он приехал, написал мне очень хорошую извинительную записку со стихами. Однажды одну такую записку случайно нашла его супруга, не знаю, как она на неё отреагировала...

– А с его супругой Вы были знакомы?

– Нет, не были. Однажды она мне позвонила по телефону, и мне это было очень неприятно. Неприятно, что дошло до того, что человек абсолютно бесконфликтный, мирный и тихий был вынужден звонить мне и не ругаться, а плакать. Меня это очень тронуло, и я что-то там стала врать, что, дескать, не при делах и вообще не знаю, кто это такой. Выкручивалась как могла.

– То есть она звонила с просьбой оставить его в покое?

– Нет, ни в коем случае. Она звонила и просила меня "немножечко быть гуманнее". К ситуации. Он ведь женат. А она приходит на работу, люди на неё смотрят и судачат.

– Он Вас спокойно отпустил, получается?

– Да нет, конечно. Я прилетела в Сочи на кинофестиваль. И прилетела уже не одна... С мужиком. Со своим соседом по подъезду, который видел, как я выбегала вся в слезах, и очень переживал за меня. Александр тут же тоже находит кого-то. Причём ей было лет 18, девочка такая симпатичная. И вот мы ходим по набережной парами. Эта девочка была запуганная безумно. А потом встретились в аэропорту. Я на какой-то момент осталась одна, мой спутник отошёл. Подходит ко мне Александр: "Тебе не надоело идиотизмом заниматься? На нас все люди смотрят. Давай мириться". А вокруг актёры стоят, Алфёрова, другие – это же "Кинотавр". И стоит та несчастная девушка и не знает, куда деваться. Сели в самолёт. Мужчина, который со мной, взял меня за руку, а рядом Александр ходит по салону с девушкой и фыркает. Мне страшно стало, сейчас драка начнётся. Я-то знаю. К счастью, драки не было, мы долетели до Москвы. Александр приезжает ко мне, и я ему говорю: "Собери свои вещи, пожалуйста". И всё. Потом я ушла к другому продюсеру выпускать "Уличный художник". Но половина песен была Александра, а половину я уже успела написать новых своих. И мой новый продюсер звонит ему и спрашивает: "Можно, мы задействуем ваши песни?" И Саша отвечает: "Этой женщине я отдам всё!"

– Вы знаете историю любви Ваших родителей?

– Печальная история, которая прошла пунктирной линией через всю мою жизнь. Вот полюбила она Игоря. И даже, когда она уже уходила из жизни, подводя итог своих 90 лет, она сказала: "Ну что ж, жизнь подходит к концу, но я любила..." Твою ж мать!.. Это был "умный" её выбор – он никогда не работал, всегда жил за счёт женщин, много лишнего говорил. И жениться он не захотел. Как только он узнал, что мама беременна – сказал, что дети ему не нужны. У него уже был сын. А мама сказала: "Нет, этот ребёнок родится!" Воспитывала она меня одна, он ей ни копейки не дал никогда. Мама получала 130 рублей в месяц, это считалось хорошей зарплатой. Работала ночами, читала редактуру свою, иногда даже засыпала над рукописями. Я спала с ней в одной комнате и подкладывала ей записочки в рукопись, чтобы она доходила до какого-то момента и читала. Например, "Мама, я тебя люблю!" или "Мама, осталось ещё немножко! Трёхсотая страница – соберись!" Так мама работала. Ну и плюс бабушкина пенсия – 30 или 60 рублей, не помню. Всё уходило на музыкальную школу, обучение стоило как раз 30 рублей. Мама и бабушка – они любили меня безумно, носились со мной как с писаной торбой.

– С папой Вы встречались…

– Я всех сантехников, рабочих, которые приходили к нам, принимала всех за папу, поскольку не знала, как он выглядит. Я росла, а дети спрашивали: "А где твой папа?" И вот однажды, когда мне было уже лет 13, мама подвела меня к зеркалу именно с тем мужчиной, который был самым противным из всех, кто приходил. Он был вечно какой-то злой, ядовитый, никогда не приносил подарков. Он всегда за деньгами приходил к маме. Даже если мы улетали на курорт, он присылал маме телеграмму: "Срочно пришли денег, я играю". А играл он в преферанс. И вот я эту жертвенную мамину любовь до сих пор вообще понять не могу. Ну, значит, мама подводит меня к зеркалу с этим дядей неприятным и говорит: "Это твой папа…". "Ты лучше мне папу найти не могла?" – спрашиваю. А он в ответ: "Тамбовский волк тебе папа!" Не знаю, как этого человека можно было любить.

– Когда Вы поняли, что стали нравиться мальчикам?

– Всегда это знала! Когда мне было три года, к маме пришли гости, и я влюбилась в чернобрового черноокого мужчину и... залезла в шкаф. Мама говорит: "Выходи к гостям, Натуль". А я говорю, что не выйду, потому что я люблю этого человека. Она спрашивает: "Кого?" "Вот этого, по фамилии Марантизи", – отвечаю. – "Он мой тип. Выйду из шкафа, только если он за мной придёт". Он пришёл, сказал, что тоже меня любит, вытащил из шкафа, и мы сели вместе. Я всегда влюблялась, жутко влюблялась – и тут же всё быстро уходило!

– Вы влюблялись, это понятно. А в Вас?

– Ой, да всю жизнь! Однажды привезла маму в Испанию на Канарские острова. Мамочка и дочь. Мама идёт и удивляется: "Слушай, все мужики на тебя смотрят, это же надо, в тебе такая манкость! Как ты им нравишься!" На каком-то этапе всё это даже надоедает. Даже время не хочется тратить. Не хочется обсуждать, говорить. Что вы хотите от меня? Внимания? Нет, вот сначала что-то сделайте для меня, что мне нужно, помогите в чём-то, тогда вы меня заинтересуете.

– Помните, как в Вашей юности выглядели самые модные девчонки?

– Да! И меня, кстати, однажды забрала милиция за спекуляцию. Мы ходили в Столешников переулок на точку с подругой, нам было по 19 лет. Единственное место в Москве, где можно было купить всё. Там были помадки, польская косметика, карандаши для век. Были модные кофты, брюки-бананы. У меня всё это было, я очень модно одевалась.

– Деньги где брали?

– Мама давала. А однажды мама мне говорит, что её подруга приехала из заграницы и привезла вещи. "Вы там со Светкой сходите, может, продадите?" Мы пошли со Светкой продавать, и у нас всё это забрали. Помню, сапоги красные югославские забрали. Подошла ко мне девушка и спросила, сколько стоят сапоги. Я говорю – 120. А она протягивает корочку: "ОБХСС!" И повели нас. Сидели в милиции три часа, ждали, когда до нас очередь дойдёт. Не догадались сбежать – на нас же вообще никто не смотрел! Можно было уйти по-тихому. Так нет, сидели и ждали, пока штраф выпишут – 50 рублей.

– Вы с самого детства были такой яркой и эпатажной?

– Наверное, да. Я всегда шла своей дорогой. Помню, мама меня в пионерский лагерь засунула. Обычный пионерский лагерь. И вот все дети идут в одну сторону, а я – в другую. Маме позвонили и сказали: "Заберите её, она пошла к озеру, где водяные крысы, и искупалась в нём. Отстала от всех. Мы так лишимся звания правофлангового отряда!".

– У Вас много было романов, два официальных брака. Почему не сложился первый брак, в котором появилась Ваша дочь?

– Ошибаешься! Я вышла замуж за того, от которого не было дочери – за Женю Калинцева. Это был настоящий школьный роман, мы расписались после школы назло тому мужику, от которого я родила дочь. Но красивый, высокий, спортивный Серёжка, который был постарше меня, – папа Лены – не был моим мужем.

– Он ушёл от жены?

– Ушёл! Все, кто мне был нужен, уходили. Но мы с ним не расписывались, мне уже было с ним неинтересно. Стерва бываю. Да, я потеряла интерес. Но сначала добилась своего, ребёнка родила от него, а я хотела от него ребёнка. Дочь красавица, он меня любит, всё хорошо. А дальше начались тяжёлые 90-е. Когда у меня началась карьера, Серёжа мне не помогал. Когда я победила на конкурсе Иосифа Кобзона "Королева-91", Серёжа меня встретил с таким транспарантом: "Ты королева, без сомнения, ты королевой рождена, но их теперь так много всуе, а мамочка у нас одна!" Держа Лену на руках, с таким плакатом он меня встретил.

– А муж-то куда делся?

– С Женей развелись.

– Из-за этого вот папы?

– Да. Женя был актёр. У нас была такая богемная атмосфера. Какую тут семью построишь, когда они вместе собираются на спектакли, потом бухают все весело, а дома жрать нечего. Мы год прожили и развелись. А с Серёжей встретились, когда я ещё в браке была. На выпускном в музыкальном училище. Он рыдает, я рыдаю, мы пьяненькие. Он говорит, что жить без меня не может, и потому разводится с женой. А я ему: "Но теперь я замужем!" – "Ты тоже разведёшься" – "А я не собираюсь разводиться!". Но всё же мы с Женей развелись и начали жить с Серёжей. Три года прожили вместе.

– Расстались из-за Новикова?

– Нет, Новикова ещё не было. Нас просто шоу-бизнес развёл.

– Ваш второй брак был более продолжительный.

– Это был настоящий брак, так его назовём. Потому что там были традиционные ценности – жена, муж, семейные посиделки, прогулки с ребёнком, проживание в доме за городом. У Игоря Викторовича была верная установка, какой должна быть традиционная семья.

– И он очень красиво за Вами ухаживал…

– Да, сначала дал мне на клип 20 тысяч долларов – свой выигрыш в казино. Потом я поняла, что познакомилась с игроком, который ещё и любит бухнуть хорошенько. Познакомились мы с ним, кстати, в казино "Голден Пэлас". Он был бухой и играл в покер.

– Когда Вы поняли, что у него проблемы с алкоголем?

– С первого же дня. Я не умела играть, меня подвели к парню с такой типичной русской мордой. Все сидели диаспорами за игровыми столами, а этот сидел один. Бухой. И я начала вместе с помощницей ему подсказывать, то есть из моих рук шли карты. И я ему сдала "фулл хаус", "стрэйк" и "флэш" подряд! Для игрока это вот святое, это значит, что я "мазовая". Значит, надо брать! Ну помимо того, что я красавица, да ещё и известная. Он на меня посмотрел и говорит: "Я всегда знал, что моя жена должна быть именно такая. Запиши мой телефон". Он ухаживал, но это азбука: сначала ухаживают красиво, лютики-цветочки…

– Когда засомневались?

– Когда я к Женьке Осину поехала домой тусить до трёх часов ночи. А Игорь был женат, он уехал домой к жене. Потом приехал обратно, ждал меня. У него были ключи от моей квартиры. И вот он пишет, мол, где ты. А мы с Женькой. Я в три часа ночи возвращаюсь, а он меня домой не пускает. В мою квартиру! Я охренела. Потом впускает меня и начинает наезжать: "Ты где была?!"

– То есть своё истинное лицо он показал ещё до свадьбы. Зачем же Вы тогда за него замуж вышли?

– Я была беременна. Хотели сына, у нас была общая цель. Я пошла на всё, чтобы забеременеть. Я пыталась понять, почему я не могу забеременеть, не понимая, что Бог мне не даёт. У меня была уже дочь, и у него была дочь. И вот не даёт Бог, не получается у нас ребёнок. Игорь уже жил со мной, ушёл от жены.

– А Вам пришлось прикладывать какие-то усилия – уводить его?

– Это было очень интересно. Первым делом мы полетели с ним в Мексику. А его жена с дочкой где-то отдыхали. И в Мексике мне пришло видение… Я ехала в кафедральном соборе на эскалаторе. И вот когда проезжаешь, ты должна у Марии Магдалины что-то попросить. И я стала молить Марию о большой любви. И в этот момент меня эскалатор сбрасывает. А ночью пришло видение, что именно этот человек, который вот тут спит рядом, – он моё счастье. И я, освящённая этой темой, что меня любят, начинаю верить, что это моё будущее и он должен быть моим мужем. Но! Секундочку. Я никогда не буду третьей. Игорь потом пригласил меня домой, роскошная квартира в Крылатском, и я про себя подумала: "Не уйдёт". Он ещё так разлёгся на роскошной шкуре в одной из пяти комнат. "Понимаешь, – говорит, – я очень люблю свой дом и свою дочь. Я не люблю жену, но из-за дочери не могу уйти". "Я ему сказала: "Хорошо, ты остаёшься здесь, ухожу я". Он продолжал быть со мной, не отпускал, но наступил день "икс", когда его жена и дочь возвращаются из Турции.

Они встречаются в аэропорту, и он должен поступить так, как должен поступить. И он поступил, хотя и очень своеобразно. Сначала забрал с собой все свои вещи – вроде как ушёл с концами. А потом в полночь звонит и говорит: "Я сказал жене, что полюбил другую женщину и ухожу к ней". Я ему: "Погоди-погоди, а почему ты звонишь именно в 12. 01?" Оказалось, что они отмечали день свадьбы, и он решил не портить жене праздник – дождался, когда начался следующий день – и "убил". А до этого не хотел портить жене настроение. Ну, красавец же... Это была моя победа. "Приезжай ко мне", – говорю. Он приехал без вещей. Через несколько дней завёл разговор: "Мышанюшка (он меня Мышаней называл), жена хочет с тобой поговорить, кое-что выяснить". «Со мной? Со мной весь мир хочет поговорить". А потом думаю, а что, интересно для книги было бы. И мы с ней встречаемся у них дома. Она спрашивает: "Первым делом я хочу выяснить, кто будет финансировать мою семью. Он сказал, что вы готовы". Я говорю: "Да, тысячу долларов могу вам давать". "А квартиру он не увидит, – продолжает жена. – Он будет рогами эту дверь открывать... Он отсюда ничего не возьмёт, дочь останется со мной". В общем, всё по делу, о любви и речи не идёт. Он, конечно же, квартиру поделил пополам, потому что это не тот человек, который что-то оставляет. Пока жили у меня и отстраивался его дом после пожара, он не принёс мне ничего, у меня остался только нож. Хорошо заточенный нож, он был для него предметом гордости.

– Вы вместе прожили три года...

– Четыре – с 2001-го по 2005-й.

– Что самое страшное Вам пришлось пережить в его пьяной агрессии?

– Когда он избивал меня ногами – это было ужасно. И никто на помощь не придёт, не защитит. Я выбежала за ворота, обливаясь кровью, с поломанной ключицей. Там машина стояла. Я крикнула "Подождите!", а они быстро сложили лыжи в багажник и уехали. Это был январь. Так Игорь отмечал день рождения сына, которому исполнился годик.

– Почему таких мужей некоторые женщины терпят всю жизнь?

– По разным причинам. Кому-то некуда идти, кто-то боится остаться одной, понимая, что муж финансирует. Я всегда финансировала себя сама. Да, он дал однажды сто тысяч долларов на пластинку, но я ему эти деньги вернула, потому что все пластинки были проданы. У меня была подружка, которая всегда говорила: "Я сама подарок! Никаких подарков мужу дарить не буду!" И она была права в чём-то. На Новый год он вообще не приехал. Он напился. Я сидела с дочкой одна и где-то в половине двенадцатого поняла, что нужно ехать в Москву. Поехала в Москву, меня друзья пригласили в ресторан, и так я встретила Новый год. До 4 января Игорь "высиживал" меня возле дома, ночевал в своей машине. В конце концов я уехала вместе с ним на дачу, и у меня с 9 января на 10 отошли воды. Раньше времени на две недели.

– Он вёл себя так с самого начала?

– Когда он был трезвый, это был милейший человек. Жадный, но милый. Семьянин, верный, кстати. У меня никогда не было подозрений, что у него есть женщины. Потому что он всё время рядом был, у него на это времени не было. Поэтому уверена – не изменял. Да на самом деле мне было по барабану. Если бы даже изменял, то чтобы просто я об этом не знала. Чтобы не нужно было делать лишних телодвижений, разбираться с кем-то, волноваться. Зачем? Чувства – они сами уйдут. Если мужчина мне изменяет, я просто его разлюблю – и всё.

– Вы как ему сообщили, что уходите от него?

– Да он меня избил, это был второй. Я зафиксировала побои и сказала, что если ещё раз ударишь, то уйду. Других моментов не было.

– Он плохо отреагировал, всё у Вас отнял…

– До последнего говорил, что сына не отдаст, вещи не отдаст. Десять лет мои вещи возвращали... А сына мне Кобзон помог вернуть.

– Как? Ведь суд-то встал на его сторону.

– Суд ни на чью сторону не встал. Суд решал, но окончательного решения ещё вынесено не было. У нас было два заявления в полицию – первое за избиение, а второе – на определение местожительства несовершеннолетнего Арсения Павлова. И были две разные инстанции. По избиению наш следователь принял взятку в 3 тысячи долларов. Об этом мне тут же сообщил пьяный Игорь по телефону. И дело закрыли. Я пошла к прокурору Одинцовского района, он оказался очень хорошим человеком. "Вы говорите правду?" – спросил. "Посмотрите на меня", – отвечаю. А у меня переломаны нос, ключица и всё тело в синяках. В отделении милиции над этими фотографиями просто ржали. Никогда вас не забуду – дознавателя, следователя и других. Всех помню поимённо. Надеюсь, что они там уже не работают. Во всяком случае того, кто взял взятку, уволили достаточно быстро.

Вот с ребёнком была другая ситуация. Я поехала к одному авторитету – очень серьёзному человеку, который занимался бизнесом. Авторитет посоветовал обратиться к Кобзону, а он ему позвонит. Я Иосифа Давыдовича знала, мы выступали на одних площадках. Кобзон тогда был после операции, очень слаб. Я приезжаю в гостиницу "Пекин" – у него там офис был. И ищу его по комнатам. У него была одна "покойницкая", где были фотографии всех ушедших его товарищей и коллег, а в другой он сам сидел. А меня предупредил посредник наш: "Наташа, я тебя умоляю, только не плачь! Он не любит, когда плачут, не нужно это совершенно". Я что сделала – я нарядилась! У меня были сапфиры за четверть миллиона долларов – один очень серьёзный поклонник подарил, – ещё кольца, ожерелье. Выглядела великолепно. Мне важно было показать, что пришла просить не мелочь какую-то, речь идёт о важном.

И вот Иосиф Давыдович идёт откуда-то издалека и таким слабым голосом, совершенно не его баритоном, говорит: "Натуля, ты где?" Я вскакиваю, несусь к нему и начинаю плакать! В точности всё наоборот сделала. Кобзон успокаивает: "Ладно, ладно, успокойся, давай к делу, что там у тебя случилось". Потом спрашивает: "Денег много у него? Он россиянин?" – "Да", – говорю. – "Ну, слава богу, что не иностранец, уже хорошо". Дальше выяснил, какой суд делом занимается. "Ребёнок у тебя прописан?" – спросил. – "Да". – "Ты не пьёшь, не куришь, не ведёшь асоциальный образ жизни?" – "Вы же знаете меня". – "Ну хорошо, всё понятно. Иди сейчас домой, успокойся и занимайся дочерью". Только хотела ему душу свою излить, а он: "Ты себя пришла умную слушать или меня? Иди домой, ни о чём не думай и позвони мне через два дня". Я, окрылённая, тут же звоню посреднику, тот подтвердил, что, если Кобзон сказал, значит, всё сделает. Потом звонит мне Игорь – рыдает: "Мышаня, у меня проблема. Ты знаешь, у меня рушится всё. Я уже вроде как договорился, что суд мою сторону примет и сын у меня останется. Но кто-то вмешался с твоей стороны, и уже всё иначе!" – "А ты как хотел?" – "Но у тебя же нет денег!" У этого человека такая психология, что если у тебя нет денег, сколько у него, то ты никто. Но знаете, в противостоянии "связи – деньги" всегда побеждают связи. Потому что связи это ещё и плюс деньги. А деньги это просто деньги. Если у тебя нет человека, который за тебя может замолвить слово, то твои деньги не всегда сработают.

– В итоге Вам ребёнка вернули.

– Через четыре месяца, как только суд закончился. До пяти лет он жил у меня в Москве, потом Игорь определил его в Ломоносовский детский сад при лицее, и он уже тогда начал ездить с водителем. Потом в школу пошёл. Игорь, конечно, делал много подлостей – часто забирал из школы. Я приезжаю, а мне говорят, что Арсения уже забрали. Игорь звонит и злорадствует: "Ну чё, уткнулась носом?"

– Он стал настраивать Арсения против Вас?

– Он его настраивал всегда против меня. С самого начала. И с ним бесполезно было разговаривать – упёртый как бычок.

– Какие у Вас сейчас отношения с Арсением?

– Никаких. Жду, когда повзрослеет и сам сделает первый шаг. Ему сейчас 20 лет.

– Сменим тему. Я хочу с Вами поговорить не о любви, а о мужчинах. Потому что Вы такая яркая красивая женщина, у Вас много романов. А есть яркие и красивые женщины, но у них нет романов. На них внимание мужчины не обращают. Что нужно мужчине, как Вы думаете?

– Мужчине нужен секс. Ему нужны мечты об этом сексе. Когда мужчина не может заниматься сексом вследствие каких-то ситуаций – в силу возраста или здоровья, то с ним надо грамотно разговаривать. Ты должна быть умная, ему должно быть интересно с тобой. Он должен развлекаться. Тем более состоятельные мужчины – а зачем нам другие – они должны иметь игру – то, что у них не было раньше в жизни.

– Ваша главная претензия к мужчинам?

– Они избаловались очень. Их ценят даже тогда, когда они этого не заслуживают.

– А какая главная претензия у мужчин к Вам?

– Никаких. У них, возможно, не хватает финансов для того, чтобы за мной ухаживать. Это единственная претензия, которая у них может быть. Сделай мне красиво, помоги мне в чём-то, это же не так сложно. Вы тратите столько средств на какую-то ерунду. Сделай мне так, чтобы я приходила куда-то и думала, что вот это мне подарил ты. Или садилась в машину и думала, что её подарил ты. Да даже цацки, которые мне не интересны давно, – что это мне подарил ты. Да даже семи пядей во лбу не будь, просто не обижай, не грузи, не ревнуй, потому что я артистка. Ты знакомишься с артисткой, а они всегда улыбаются… Это не значит, что мы кокетничаем и спать пойдём со всеми. Мы просто улыбаемся, мы по натуре должны быть как цветочки. Но эти цветочки надо поливать и удобрять – тогда они будут без шипов. А если вы к нам относитесь как к сорнякам, к полыни, вы и будете вдыхать эту полынь.

– Как относитесь к одиночеству?

– Я обожаю одиночество. Это момент, с которым ты должен справиться внутри себя. Тебе никто не поможет, потому что всем наплевать. На самом деле помогать может только мать, которая тебя любит. Потому что даже твои дети, они эгоистичны и настроены на свои цели и интересы. И когда уходят наши родители... Вот у меня ушла мама, но она всё равно со мной. Потому что я знаю, что она бы сказала. Она бы сказала: "Во-первых, выпрями спину и поменьше говори "я"!

– А почему у Вас такие противоречивые отношения с мамой?

– Она была противоречивый человек. Как только я уезжала, она мне звонила: "Натуленька, спасибо тебе огромное за подарки, за всё, что ты мне рассказала. Я сейчас сижу и плачу. Хотела тебе сказать, как я люблю тебя". Но пока я была у неё, я выслушала, что со мной можно сдохнуть с голоду, потому что я привезла 30 тысяч, а не 50. Я уверена, будь жива моя мама – первое, что бы она спросила: "Да-а, ну и устроили вы мне – три больницы, шесть пансионатов. Это зачем? Я тебе сказала – надо делать эвтаназию". Такой мамин характер был. Она была очень жёсткая и нежная одновременно. И она в душе понимала, что я её искренне и очень сильно люблю. И сама никогда не смогу сделать так, чтобы она раньше ушла из жизни.

"Мне надо найти сиделку или медсестру", – говорила она незадолго до смерти. А я смотрю – у неё уже ноги начали синеть... Привезла её на платной "скорой" в больницу. Ухаживали там за ней очень хорошо. Мама вела себя как барыня, все должны были быть у неё в подчинении, капризничала очень сильно. Я видела, что люди устают, предлагала деньги, но никто не взял. Три месяца так мы промучились. В больнице ко мне даже не вышел главный хирург отделения. Я почувствовала, что он даёт мне понять, что ему уже нечего сказать... А мама стала меня вспоминать и, слава богу, имя моё называть правильно. Потому что она до этого Леной меня называла, путая с внучкой. "Наташу, Наташу найдите, она известный человек!" Она сказала наконец-то, что я известный человек!

– Помните последние минуты?

– Я сидела рядом с ней, гладила её по ногам. И она закинула голову, стала задыхаться и причитать: "Мама, мама, мама..." Потом затихла. Я на неё старалась не смотреть, неприятно было видеть это. Подошли работники и сказали, что это всё... Приехала машина. Они расстелили на полу чёрный пакет. Я отвернулась. Потом пошла за машиной, которая увозила маму. Было очень холодно. Это было 3 января. Я никогда не чувствовала ничего подобного. У меня мир рухнул. Я жила и старалась делать всё для неё. И даже когда она меня ругала, я её всегда прощала, потому что это есть безусловная любовь. Когда ты всё прощаешь человеку, которого ты любишь. Только так!

Ёла Санько: "Сказала, что всех вас переживу, и у меня тут же нашли опухоль..."

Лариса Рубальская: "У меня все близкие умерли и детей нет..."

Светлана Разина: "Отец меня лупил за ложь, а мама днями могла не разговаривать"

Маргарита Суханкина: "Когда я открыла окно, вспомнила о папе и сказала: "Стоп!"