Звезда "Ленкома" - о том, как бабушка Пельтцер "посылала" режиссеров и почему отвратительное кино 90-х бывает гениальным
На его счету сотни ролей в кино, а на сцене "Ленкома" он играл наравне с Леоновым, Янковским и Абдуловым. В гостях у "Жизни" - народный артист России Иван Агапов.
- То, что Марк Анатольевич Захаров мог обидеть тихо так, спокойно, - много об этом говорят. Мне интересно, а как мастодонты театра воспринимали вот эти шпильки?
- Помню, была репетиция "Варвара и еретика". И Инна Михайловна Чурикова опоздала. И он говорит: "Инна Михайловна, а вы опаздываете потому, что мозги в кучку не можете собрать? Или это комплекс провинциальной актрисы - прийти позже всех, чтобы обратить на себя внимание?" И все актеры так: "О-о-о..." - и глаза опустили. Инна Михайловна это проглотила и говорит: "Марк Анатольевич, мне надо выйти на пятнадцать минут". "Ну, раз мы вас долго ждали, давайте потом выйдете", - парировал Захаров. "Спасибо", - выпалила Чурикова и ушла, хлопнув дверью. Проходит пятнадцать минут, возвращается Чурикова, и все милы и ласковы, будто ничего не произошло. Вот такой взаимный воспитательный момент состоялся.
- Вам доставалось от него?
- Однажды почечная колика на нервной почве даже случилась. Была премия Станиславского, и мы ее вели с Ириной Апексимовой. А премию должен был вручить Захаров. Мы объявили его. Вышел Захаров и, косясь на меня, говорит: "А сейчас я хочу вручить премию режиссеру спектакля, которого я пойду смотреть на край света, вместо того чтобы смотреть кривляние этих ведущих..." В общем, он размазал меня... Я был готов провалиться сквозь землю со стыда. Ну ничего, это был урок - не на всякое ведение премии нужно соглашаться.
- У вас как-то спросили, что самое сложное в актерском искусстве. И вы ответили так: "Ждать, терпеть, молчать, сохранять достоинство".
- У меня первая главная роль была что в театре, что в кино, когда мне было уже далеко за 30.
- Но при этом вы единственный с курса, кого Захаров взял в театр.
- Главные режиссеры - они чем-то похожи на сорок. Когда сорока видит что-то блестящее - хватает и несет к себе: в хозяйстве пригодится. Так иногда и актеров берут в труппу. А потом, когда главный режиссер встречает их в коридоре, он спрашивает: "А почему посторонние в театре? Актер, говорите? А кто его взял?" - "Вы". Режиссер очень удивляется. Да, нужно терпеть, нужно все это перетерпеть. Тот же Стоянов, до того как они с Олейниковым сделали "Городок", в БДТ, в одном из лучших театров, сколько мариновался... Как вино, выдерживался. И только потом выстрелила их самодеятельная капустническая работа.
- Вы в "Ленкоме" уже 35 лет. Хочется поговорить о легендах этого театра. Я знаю, что Леонов любил похулиганить на спектаклях.
- Он вообще любил непредсказуемость. На спектакле "Оптимистическая трагедия", где он замечательно играл вожака, Чурикова опоздала на сцену. Вылетела, схватила его за грудки и чуть прихватила волосы. Ему было очень больно, чуть слезы не потекли. А на сцене матросы, массовка. И Леонов очень серьезно сказал, повернувшись к матросам: "Утюг". Все удивились: "Какой утюг?" - "Дайте утюг. Я ее убью сейчас этим утюгом!"
- Я знаю, что и Абдулов тоже любил импровизировать…
- У Александра Гавриловича не было двух похожих спектаклей, даже если они шли в один день. Он утром мог говорить одно, а вечером другое. И по времени один спектакль мог идти час двадцать, а другой - два пятнадцать. Однажды играли спектакль, а Абдулов должен был лететь на юбилей Долиной в Москву. Нужно было успеть на последний рейс самолета. Играли спектакль "Плач палача", и, как говорят очевидцы, он закончился на 45 минут раньше, чем обычно. Хотя при этом он не выкинул из роли ни одного слова. Так же было, когда мы играли "Пролетая над гнездом кукушки" в "Ленкоме". В этот день был финал чемпионата мира по футболу. Александр Гаврилович, заядлый футболист, сказал: "Играем быстро сегодня. Паузы будем пропускать". Сергей Фролов не поверил, но оказалось, что зря. Абдулов свою роль быстро проговорил, фактически вычеркнув из спектакля роль Фролова. Тот ходил по сцене злой, скрежетал зубами и говорил: "Я ненавижу этот футбол!"
- После какого момента Марк Захаров вас заметил?
- Наверное, он видел какие-то мои работы еще в институте. И пригласил в кино на втором курсе. Фильм "Убить дракона". Именно тогда я впервые съездил за границу - в Германию и Польшу в компании суперзвезд - Абдулов, Янковский, Леонов! И однажды Абдулова на настоящем воздушном шаре сдуло в Австрию. Абдулов потом рассказывал, что очень удивился, оказавшись в соседней стране. А у него даже паспорта с собой не было, и пилот, управлявший шаром, ничего по-русски не понимал. В полете, когда они уже вышли из кадра, Александр Гаврилович достал из сапога бутылку водки и сказал историческую фразу на английском: "Давай выпьем!" Разлил, и они выпили. Потом приземлились в Австрии на каких-то полях в фермерском хозяйстве. За ними послали машину и привезли в ФРГ - в меру веселых и в меру пьяных. Это было замечательное приключение.
- Я знаю, что у вас с Александром Гавриловичем день рождения в один день. Вместе часто отмечали?
- Да. Конец мая всегда выпадал на гастроли. Помню первый совместный день рождения, я тогда был еще совсем молодым артистом. Мы поехали в Питер с той же "Поминальной молитвой", где сейчас я играю роль, которую исполнял Александр Гаврилович. Такой выверт случился спустя 30 с лишним лет. Ему тогда исполнилось 37. Абдулов подошел к Татьяне Ивановне Пельтцер и предложил: "Бабушка, у меня день рождения, поедем с нами в кафе отмечать". Татьяна Ивановна сказала: "Саша, я уже в том возрасте, что, когда мужчина приглашает, надо не раздумывать, а ехать. Конечно, поеду!" И поехала. И до трех ночи "бабушка" в кафе зажигала, коньячок попивала.
- Про Татьяну Ивановну Пельтцер говорят, что у нее был очень непростой характер. Доставалось даже Марку Анатольевичу.
- Надо иметь просто железобетонный характер, чтобы огромную часть жизни посвятить Театру сатиры, а потом прилюдно на репетиции послать главного режиссера куда подальше, причем в непарламентских выражениях. И уйти в Театр Ленинского комсомола. Она действительно за словом в карман не лезла. Тот же Абдулов рассказывал - было собрание, где его прорабатывали за нарушения дисциплины. И кто-то сказал: "Давайте выгоним Абдулова!" А "бабушка" Пельтцер тут же за него вписалась: "Ну да, выгоните вы его, а кто останется? На тебя будут ходить? Не будут - кто ты такой?" И оставили Александра Гавриловича. Заступилась "бабушка".
- Знаете ли вы историю любви ваших родителей?
- Знаю в кратком пересказе. Мама у меня - плод политических репрессий. Если бы не политические репрессии, она бы не появилась на свет. Сначала репрессировали один народ кавказский - их сослали в Казахстан, а потом туда же сослали поволжских немцев. И в результате этой ссылки появилась моя мама. Ее мама была немкой, а отец - из горных джигитов. Когда мама появилась на свет, джигит сказал, что в неволе жить не может, и уехал из Казахстана. Мама рассказывала леденящую душу историю, как спала в корыте, потому что не было детской кроватки... Потом из Казахстана они как-то перебрались на Урал, в город Березники Пермской области. И как-то раз через этот город проезжал военнослужащий Валерий Иванович Агапов. Результатом его транзитной остановки в Березниках стал я. Потом мама переехала в Москву. Когда она меня родила, ей лет 17 было. Но родственники Валерия Ивановича как-то нерадостно меня приняли. А папу поразил известный российский недуг - алкоголизм. Потом они с мамой развелись, и он даже сидел. Я отца видел раза три-четыре в своей жизни в сознательном возрасте. Последний раз он приезжал и подарил мне велосипед.
- Каким вы его запомнили?
- Хотя мама и говорила, что с ним тяжело было жить, не могу ничего плохого о нем сказать. Вот и велосипед подарил, учил ездить. Но больше, конечно, для меня он человек с фотографии.
- Что вспоминаете из раннего детства?
- Прямо под окнами у нас был детский сад. После второго или третьего дня пребывания в этом садике я пришел к бабушке и поинтересовался: "Бабушка, а правда, что ты старая *****?" Тут последовало очень непечатное слово. Она чуть в обморок не упала: "Где ты это услышал?!" Я признался, что в детском саду ребята сказали: "Вон пришла твоя старая *****". Дедушка с бабушкой переглянулись, и на следующий день я уже не ходил в этот садик. Ходил в другой - ведомственный, от КГБ. Там дети не выражались и не называли своих бабушек нецензурными словами. Вообще, дедушка служил в охране Сталина, подполковник. Но он был очень добрым. На все мои заскоки - я хотел то хомяков завести, то черепах - сначала говорил, что не будет этого никогда. Но вскоре хомяки появлялись в квартире - он с ними играл, они у него даже подтягивались, цепляясь лапками за что-нибудь. Как человек из КГБ, он, видимо, имел влияние даже на хомяков.
- Вы поступили на курс Гончарова и Захарова. Захаров был педагогом, и вы рассказывали, что его курс закончила ровно половина от набранных студентов. Что было самым сложным?
- Гончаров сразу сказал: "Вы сели в этот поезд, но это не значит, что все доедут до конечной станции". Это действительно так. Бывает, человек очень талантливый, но категорически не может приходить вовремя, не может запомнить, когда у него репетиция, может потерять чувство времени и уйти в какой-то астрал. А театр - это всегда почти воинская дисциплина. Если ты уходишь в астрал, то 50 человек, которые заняты в спектакле, должны ждать, когда ты оттуда вернешься? У нас актриса одна была... Ну как актриса... Ее взяли, потому что у нее муж был кто-то. Девушке очень хотелось играть в театре, ну ее и взяли. И когда Захаров на репетиции предложил ей: "Ну попробуйте попрыгать через скакалку и песенку какую-нибудь французскую напеть", она сказала: "Марк Анатольевич, я стесняюсь". Все как-то озадачились. Столько лет работали с Захаровым, а такого странного ответа на предложение мэтра не слышали.
- Вы себя называете руководителем художественной самодеятельности "Ленкома". Как отжигали ленкомовцы?
- Однажды Олег Иванович Янковский вымазал себя черной краской, надел черный парик, золотую цепь и запел: "Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец!" И вот так весь капустник он выходил в образе Пьера Нарцисса и пел про шоколадного зайца. Будучи уже народным артистом, лауреатом всех премий и президентом "Кинотавра". Это было очень смешно.
- Перестройка, 90-е. Что изменилось в вашей жизни, в жизни театра?
- Помню, какой-то год в институт зимой в кедах ходил. Не на что было купить ботинки. Хоть я и был комсорг, была повышенная стипендия - 45 рублей. А что такое были эти 45 рублей по тем временам? В театр пришел - там поначалу 120 рублей платили в месяц. Да, с одной стороны, была свобода, появились товары, молодые артисты стали покупать машины. При социализме об этом мечтать нельзя было. Все менялось постепенно, но в какой-то момент пришло понимание, что театр тоже стал занимать какую-то другую нишу. Перестал быть храмом искусства, а актеры - не небожители. Хотя любовь к Леонову, Пельтцер не зависела от общественного строя. Сейчас молодые актеры уже по-другому замотивированы. Им в большей степени хочется успеха, всего и сразу. И, скажем так, они через многое готовы переступить ради успеха.
- А в 90-е приходилось соглашаться на сомнительные фильмы?
- Ну, не всегда. Пригласили меня как-то в фильм вроде бы как по Гоголю. Только у Гоголя у майора Ковалева нос сбежал. А тут у стриптизера член сбежал. Мне говорят, что стриптизера будет играть Деревянко, а член будет играть Колокольников в резиновой шапочке. А вас хотим попробовать на роль директора овощного магазина. Я отказался под благовидным предлогом - мол, по срокам не получится. Режиссер мне сразу сказал, что уже придумал название. А название у них было изначально - то самое слово из трех букв, но не "нос". Я говорю, что вряд ли с таким названием фильм выпустят. Потом он, радостный, мне звонит: "Я придумал! Фильм будет называться "Счастливый конец"! И самое смешное - они этот фильм сняли, я его даже видел по телевизору.
- Вы уже 25 лет озвучиваете Сквидварда в мультике про Губку Боба.
- Как и все, что бывает надолго, случайно. Были лихие 90-е: ни работы, ни денег. Просто сказали, чтобы пришел на кастинг. "Куда?" - "А-а, потом объясним". Пришел, попробовался - утвердили. И так год, два, пять, двадцать пять. Думаешь, что уже все, невозможно, авторы перешли на какие-то серьезные психотропные средства. В здравом уме и твердой памяти такое не придумаешь. Нет, еще что-то придумывают. Раз в несколько месяцев звонок, что подошли еще несколько серий. Вот неугомонные-то! Что ж, подъедем, озвучим.
- Вы говорили, что у вас есть общая черта с вашим героем - вы оба социопаты.
- Ну кто же у нас не социопат-то... 25 лет поозвучивай персонажа - конечно, что-то общее появится. У него прекрасные отношения со всеми этими, как бы это назвать помягче... Вот сын моих знакомых пошел в школу и сказал, что его там не любят, потому что он слишком бодрый. Вот и эти персонажи мультфильма "Губка Боб" слишком бодрые. Поэтому они большой любви не вызывают у моего персонажа. Но все же учишься смотреть на мир глазами осьминога, а они, говорят, достаточно умные.
- "Ленком" в последнее время потерял очень многих легенд. Какие потери для вас самые болезненные?
- Все потери болезненные. Для меня самая большая потеря - Марк Анатольевич. Он был олицетворением этого театра, он его придумал, и, как мне кажется, самое ценное, что в нем было, - это труппа, которую он создал, и спектакли, которые он поставил. И конечно, какое-то время на этом багаже, который у нас есть, по инерции еще можно проехать, но дальше надо что-то созидать новое. Но новое, к сожалению, не созидается. Мне, я считаю, повезло, я застал, что называется, золотой век советского русского театра. Я видел спектакли Эфроса, я репетировал с Гончаровым, Захаровым, я видел спектакли Товстоногова, Любимова. Когда люди рвались не на рок-концерт, а в театр. Сейчас мне сложно представить, чтобы конная милиция сдерживала толпу людей, которая идет на драматический спектакль.
- Иван Валерьевич, хочу с вами про любовь поговорить. Знаю, что вы уже давно и счастливо женаты. В одном из интервью я услышала вашу версию, вы говорили так: "Да, у меня были продолжительные романы, но супругой стала именно Светлана".
- Это была какая-то производственная любовь. Началось с того, что я сценарий начал писать, а Света хотела мне помочь. Мы писали его долго и мучительно, сценарий так никто и не снял, хотя он и существует. Писали душа в душу, ссорились. Да бог с ним, с фильмом, даже если и не будет. Все равно мы так сблизились, что поняли - вместе нам лучше, чем по отдельности.
- Как ваша мама ее приняла?
- Да не очень, скажем честно. Потому как все родители считают, что мы, их дети, им принадлежим целиком и полностью. И если кто-то на нас посягает... Но до широкомасштабных военных действий дело не доходило. Нет, по первости, может, как-то и было - маме казалось, что меня не любят в той мере, в какой я этого достоин. Поэтому были конфликты. На семейном уровне я пытался все это улаживать, примирить непримиримое… Иногда непримиримое примирялось.
- Что самое главное вы цените в женщине?
- В женщине я ценю умение оставаться женщиной, быть мягкой, ненавязчивой, но при этом оставаться главной. Но так, чтобы об этом никто не догадывался. Вообще, женщины придают хоть какой-то смысл нашему мужскому сумбурному существованию.
- Сколько уже длится ваш союз со Светланой?
- А он как-то так ненавязчиво наступил, что дату я и не помню. Жить вместе мы начали в одно время, штамп поставили в другое. Лет двадцать точно.
- А мужское счастье - оно в чем?
- Сложно сказать. Я просто никогда не был женщиной и не знаю, чем мужское счастье от женского отличается. Наверное, счастье любого человека - быть нужным, приносить пользу людям, кого-то радовать, в кого-то вселять веру в жизнь, окрылять. Время пролетает достаточно быстро. Не хочу называть фамилию - но вот человек, перед которым все трепетали, которого все боготворили и боялись, - и где он теперь, что с ним? Молодежь его уже и не помнит. Это человек, который к нашей жизни уже не имеет никакого отношения. А есть люди, которых любят сквозь года и столетия, люди, которые подарили нам какие-то мысли, замечательные произведения искусства, душевную теплоту. Мне кажется, что эта способность отдавать, способность радовать кого-то, - она и есть счастье. Хотя это не всегда дело благодарное. Люди не всегда благодарны тем, кто пытается их осчастливить.
Дмитрий Радонов: "Физическую силу не применяли. Это был редкий случай"
Ёла Санько: "Сказала, что всех вас переживу, и у меня тут же нашли опухоль..."
Лариса Рубальская: "У меня все близкие умерли и детей нет..."
Светлана Разина: "Отец меня лупил за ложь, а мама днями могла не разговаривать"