64-летний инженер рассказал, как охотился в пионерлагере на бобров, как корейцы озолотились на его изобретении и почему до сих пор считает себя дураком и романтиком
Мухобойка из зонтика, термос из фольги и бритва из вилки. Эти и сотни других изобретений сделали из простого советского инженера звезду телеэкрана. В гостях у «Жизни» — один из создателей легендарной программы «Очумелые ручки» Андрей Бахметьев.
— Андрей, кто придумывал идеи для «Очумелых ручек» — Вы или целая команда?
— Придумывали и я, и телезрители. А делал все я. Изначально у нас планировалось, что это будет совместный диалог с телезрителями. Поэтому я очень много ориентировался на письма — анализировал и что-то делал у себя на кухне, где и была вся мастерская.
— На протяжении всех 18 лет?
— Да.
— Вопрос от нашей подписчицы — «Однажды Вы сделали лыжи из пластиковых бутылок, а Вы сами на них катались?»
— Конечно. Абсолютно все — и лыжи тоже — было испробовано на себе.
— А есть изобретения, которыми Вы пользуетесь до сих пор или которыми пользовались дольше всего?
— Предысторию могу рассказать. Я торопился на съемки и заметил, что мои шерстяные брюки покрыты какими-то мелкими волосками. Зашел в ванную, намочил руки и начал все это счищать, скатывать. Тут зашла дочь и спрашивает, что это я делаю. Я отмахнулся — мол, тороплюсь, мне некогда. А она и говорит: «Папа, возьми антистатик, побрызгай, потом попрыгай, и все отвалится». Я хватаю баллончик, начинаю покрывать брюки ровным слоем. А дочь смеется: «Ты что-то очень крутое придумал — брюки лаком для волос покрывать!» В итоге поехал я на съемки в других брюках. Но тогда я и задумался: «А чем действительно можно было бы почистить?» В итоге мы сделали приспособление из бумажного скотча, катушки от магнитофона, спицы от зонтика и корпуса от фломастера. Все это работает у меня до сих пор. Кстати, через два года корейская фирма выпустила точно такое же приспособление, но уже промышленное.
— Одно из Ваших первых изобретений — настоящий пистолет. Из чего Вы его сделали?
— Из подручных материалов. В частности, из стальной трубки, приспособленной под патрон от «мелкашки». Я из этой штуки на бобров охотился в пионерском лагере. История эта всплыла. Когда я возвращался с охоты на бобров, другие ребята обчистили колхозный яблоневый сад. И вот нас всех выстроили для разбора. У ребят все карманы были набиты яблоками, а у меня в нагрудном кармане - пистолет. Вожатая подошла и хвать за карман — думала, что там яблоко. Достала ствол и начала выговаривать — дескать, такой большой — а мне лет 14 тогда было, — а все в пистолетики играешь. Я ей говорю: «Осторожно, он заряжен». Ну а дальше — милиция, протоколы и все такое прочее.
— Все свои изобретения Вы придумали на кухне?
— Ну, не все. Господь может вложить в голову мысль в любое время в любом месте. Мне очень нравилась ситуация, которую я подсмотрел у Леонардо да Винчи. Есть такая фаза сна, когда мозг начинает работать в оптимальном режиме — это переход от бодрствования ко сну. Леонардо делал следующее: лежа на кровати, он зажимал в руке тяжелый металлический ключ, а руку простирал над железным подносом. В оптимальной фазе сна как раз и приходят гениальные мысли, но утром их уже не помнишь. Этот момент нужно зафиксировать, что и делал великий итальянец. У Леонардо при засыпании расслаблялась рука, ключ падал на поднос, он от этого звука просыпался и быстро записывал, что ему пришло в голову. У меня было приблизительно то же самое, только я научился себя перебарывать — ловил эту фазу сна, просыпался и, не открывая глаз, записывал мысли, решения на приготовленном заранее листке бумаги.
— То есть идеи для «Очумелых ручек» приходили во сне?
— И во сне тоже.
— Поговорим немного о Вашем детстве. В какой обстановке Вы росли?
— Я родился в Лефортово, потом мы переехали в Царицыно. Район в те времена был не очень благополучный, и меня в основном воспитывала улица. Поэтому я знаю, что означает выражение «за базар нужно отвечать». И стараюсь этому принципу следовать до сих пор, несмотря на то что юность давным-давно прошла.
— Что значит неблагополучный район?
— Дрались там постоянно — и стенка на стенку, и один на один. У меня из-за этого с носом и с зубами есть проблемы. Шрамики на губах до сих пор остались.
— Вы в банде какой-то были?
— Да нет, просто мы, подростки, так жили. Землянки копали, охотились на птиц, ели малиновок и голубей. Малиновки маленькие, общипаешь птичку, на костре поджаришь, а есть-то, в принципе, нечего. А голубь большой, но вкус противный.
— А зачем Вы ели голубей? Есть нечего было или ради интереса?
— Да это было прикольно. Такая своеобразная игра в индейцев, зов природы, пробуждение охотничьих инстинктов.
— А как Вы охотились?
— Стреляли из рогатки, самострела, лука. А когда подросли, уже делали огнестрелы. Да что мы только не делали! Даже играли в триста спартанцев со щитами, копьями и шлемами. Причем запретили делать кованые наконечники, потому что они пробивали щиты и могли навредить. Оставили только деревянные.
— Вы помните самую жестокую Вашу первую драку?
— Самая жестокая драка случилась в школьном туалете с парнем выше меня на две головы, второгодником и хулиганом. Вот с ним было жестко все.
— Из-за девочки?
— Нет, он просто обозвал меня нехорошо.
— Слушайте, ну жестко — это сразу представляются какие-то кастеты.
— Были моменты, когда мы выходили с ножом в кармане на улицу, потому что противостояния были очень серьезные.
— Как в фильме «Слово пацана»?
— Я этот фильм не смотрел, но не хочу даже мысленно возвращаться в те времена.
— Когда Вы в первый раз покурили?
— Я в третьем классе уже бросил! Серьезно. Курил с первого по третий класс.
— А почему бросили?
— Не знаю. Видимо, откуда-то пришел сигнал — все, хватит.
— И с тех пор не курили?
— Несколько раз в студенческие годы, когда нечем было закусывать портвейн, который мы пили из горла. Затянулся пару раз «на закуску» и передал сигарету другому.
— А напились в первый раз когда?
— Это было в 14 лет. В деревне Лутошкино я на спор с местными пацанами, которые говорили, что все городские слабаки, выпил бутылку водки из горла. Так плохо мне в жизни никогда не было, но спор я выиграл.
— Как Вы вообще относитесь к алкоголю?
— У меня с ним очень сложные взаимоотношения. Я понимаю, что это нехорошо, но когда тебе после этого хорошо — чего же нехорошего?
— Ваш образ, который сложился в моей голове, сейчас просто вдребезги!
— Понимаете, какая штука. Большое количество людей, и очень известных, произносят фразу: «Есть что вспомнить, а детям рассказать нечего». И поскольку это могут посмотреть дети, я не все вам рассказываю.
— А родители Вас не воспитывали?
— Я рос фактически без отца. У меня был еще старший брат — он на 9 лет старше меня, — и мама тянула нас обоих. Брата я похоронил уже давно. А с отцом я встретился в 26 лет. Он к тому времени был женат уже четвертый раз, а я у него от первого брака.
— В Советском Союзе была страсть к изобретательству. Много журналов, книг. Как Вы думаете, почему?
— Это серьезный вопрос. Некоторые, я знаю, занимались изобретательством потому, что за авторское свидетельство платили 40 рублей. Вторая причина — защита различных диссертаций. Для защиты нужны были изобретения. А третья причина — это когда для производства действительно были необходимы толковые вещи. Люди переживали, болели душой и предлагали. Иногда даже вкладывали свои деньги.
— Как Вы думаете, почему женщин-изобретателей не так много, как мужчин?
— У них по жизни другая задача. В функцию женщины не входит такое понятие, как изобретательство.
— Хорошо, тогда поясните, что входит в функцию мужчин, а что в функцию женщин.
— Сейчас многое изменилось, живем в электрический век. Когда я начинаю разговаривать с женщинами, которые пропагандируют феминизм, я им описываю ситуацию— что будет, если всего лишь на один месяц отключат электричество. Кредитки не работают, смартфоны не работают, позвонить невозможно. Все очень быстро встанет на свои места, и женщина начнет выполнять функции, для которых она предназначена.
— Вас в пионеры приняли сразу?
— У меня синдром запоздалого развития во всем абсолютно. Приняли в октябрята, когда уже давно все ходили с октябрятскими значками. Пионером стал, когда все уже давно ходили с галстуками. Не знаю почему. Так получалось, не хотел я этого. Три раза класс водили в Мавзолей, а я отказывался — просто не было желания.
— Как реагировали учителя?
— Меня очень не любили в школе. Видимо, в моих глазах читалось, что все в жизни не так, как вы мне рассказываете. Все не так, все по-другому! И, кстати, в науке тоже. Мы оперируем какими-то моделями, пытаясь объяснить для себя непознаваемое. В дальнейшем, когда я начал преподавать на кафедре, я убедился в той своей школьной правоте. У меня появились доказательства того, что я ощущал внутренне.
— Комсомольцем тоже стали позже всех?
— Только в выпускном классе. И то потому, что мне сказали — если ты не будешь комсомольцем, шансов поступить в институт никаких. Мне предлагали вступить и в партию. И это после того, как я сорвал коммунистический субботник. Парторг сказал — пришла, мол, разнарядка, наша кафедра едет на Курский вокзал убирать мусор между путями. Я был против. Зачем ехать на Курский вокзал, если в нашей лаборатории немытые окна? Давайте, говорю, лучше на работе порядок наведем. Я туда не поеду. Меня взяли на карандаш и… предложили вступить в партию. Видимо, посчитали, что таких буйных надо держать поближе, чтобы контролировать. Я отказался.
— Как Вы вспоминаете свои школьные годы?
— Расскажу историю. У меня был друг — веселый, обаятельный, на гитаре играл. А я три года провел в спортивно-оздоровительном лагере в Крыму — был и культоргом, и художником, и даже спасателем. Мне очень хотелось, чтобы он туда съездил и рассказал о своих впечатлениях. Возвращается —спрашиваю, как отдохнул. «Супер, классно!» — говорит. — «Еще раз поедешь?» — спрашиваю. — «Ни за что!» У меня к школе такое же отношение — ни за что! Не буду называть предмет и фамилию педагога. Но когда она тебя сажает на первую парту перед своим столом, а уходит вести урок ко второй парте со словами: «Я эту рожу видеть не могу!», о чем говорить? «Рожа» — это она про меня.
— Вы спорили, грубили, срывали уроки?
— Не спорил, не грубил, а урок сорвал только раз. У меня друг занимался спортивной гимнастикой. Однажды в 8-м классе на уроке физики я ему сказал: «Спорим, ты не закатаешь штаны и на руках не выйдешь к доске!» Он закатал штаны выше колена, встал на руки и через весь класс на руках вышел к доске. За это мы оба в тот день были выгнаны из школы.
— А учились Вы хорошо?
—Не очень. Только в последний год, когда нужно было поступать в институт, я прибавил. Поступил в вуз по настоянию мамы, сам-то хотел пойти работать — жили мы тяжело.
— Как подрабатывали в студенчестве?
— Днем работал на кафедре, а ночью мы клеили кожаные галстуки, которые потом продавали на Рижском рынке. Специально ездили на фабрику, чтобы скупать кожаные обрезки.
— Вы стали преподавать уже в 23 года. Помните Вашу первую лекцию?
— У меня была забавная ситуация, как в известном фильме. Однажды зашел в аудиторию пораньше, чтобы проверить, есть ли мел, тряпки. А там девушка: «О, новенький! Садись со мной!» — закричала она.
— Как студенты относились к Вам, молодому?
— Я им всегда говорил — вам мне еще экзамены сдавать. Такой подход срабатывал даже тогда, когда они меня в воскресенье с утра видели в «Очумелых ручках», а в понедельник я заходил к ним в аудиторию. Сначала у них были попытки отличиться на тему юмора, но потом быстро все встало на свои места.
— Вы были педагогом принципиальным или лояльным?
— Я за свою жизнь поставил всего две двойки на экзаменах. Однажды, когда мы судили конкурс красоты в фойе Дома культуры, подошел молодой человек со словами: «Вы, наверное, меня не помните. Вы мне двойку поставили». Ну, наверное, заслужили», — говорю. А парень продолжает: «Вы все правильно сделали. Я был наглый, не готовился. Со мной все понятно, а за что вы моей жене двойку поставили? Она-то готовилась!»
— Развал Советского Союза особенно сильно ударил по научным сотрудникам, по технарям. Ваши коллеги как выкручивались? Ведь судьбы рушились…
— Да, это был чудовищный удар. В основе любой государственной пирамиды лежит образование, и первый удар был нанесен по нему. А образование все остальное тянет за собой — медицину, армию, все рушится. Мой близкий друг не выдержал и покончил с собой. Преподаватели уходили с кафедры в частные охранные агентства, и некоторые были убиты.
— Какие у Вас были мысли тогда?
— Выжить. Помню, была ситуация, когда я просил единственное у Бога — не сойти с ума. И он меня услышал. Бывали реально тяжелые ситуации, когда на нескольких работах трудился одновременно — на телевидении, в издательском доме, в вузе, галстуки продавал.
— Как Вы познакомились с Тимуром Кизяковым?
— В институте. Он еще был студентом, а я уже преподавал.
— Как он Вам предложил стать ведущим?
— Поехали с ним в студенческий лагерь, я там работал художником-декоратором, делал различный реквизит, костюмы. А так как был дефицит всего, то мне приходилось выкручиваться, что-то где-то выкраивать, и это произвело на Тимура, по его словам, большое впечатление. Когда он пришел работать на телевидение, то вспомнил про меня.
— Вы сначала отказались. Почему?
— Ну, я преподавал тогда в институте, у меня были другие задачи. Но он убедил меня словами Наполеона, когда тот встретил войско, вдвое превосходящее по численности его отряд. Он сказал, что надо ввязаться в драку, а там посмотрим.
— Финансовое положение благодаря этой работе у Вас изменилось?
— Первые два года не изменилось, потом — да.
— А бывало, когда удавалось подготовить передачу лишь в последний момент?
— Да, буквально за 15 минут до того, как придет машина! Изначально у нас были связаны руки, потому что под запретные темы попадало все, что связано с электричеством. Это табу обрубало примерно 80 процентов тем. Также под запретом было стекло. В общем, все, что может нанести травму. Однажды я сделал маленькую пожарную машину с брандспойтом. Она должна была тушить. А что тушить? Изготовил макет дома из картона, и мы его подожгли. Неожиданно очень сильно полыхнуло, и машина плохо справлялась. Пришлось из ведра «дом» заливать.
— 18 лет — это огромный срок для телевизионного проекта и это большая удача. Почему Вы ушли?
— Всему свое время. Ходят слухи, что меня якобы выгнали. Мол, уйти самому на пике популярности передачи, выходившей в прайм-тайме, нереально. Я ничего доказывать не хочу — действительно сам ушел. Мы не ссорились, не ругались, и я Тимуру чрезвычайно благодарен за эти ярчайшие страницы в моей жизни.
— С Тимуром у Вас какие отношения были? Вы друзья или коллеги?
— Очень хорошие отношения были, мы близко дружили. Я крестный его старшей дочери.
— Сейчас уже не так часто общаетесь?
— С 2010 года мы не общаемся.
— Для него стало ударом, что Вы решили уйти?
— Это у него надо спросить.
— Он Вас уговаривал остаться?
— Он был уверен, что я останусь. Хотя я его предупредил заранее — сначала за год, потом за полгода и за четыре месяца.
— Я знаю, что Вы много размышляете по поводу образования. Как Вы себе представляете идеальную модель образования в России?
— Нам нужно отказаться от той модели, в которой заложено, что дети хотят учиться, а учителя хотят преподавать и любят детей. Это ошибочная модель, на мой взгляд. Очень большая проблема, которую я не знаю, как решить — это чудовищный разрыв между школьной программой и реальной жизнью. Школьник должен приходить в школу или студент в университет для того, чтобы получать какие-то знания, что-то новое, что ему поможет в дальнейшем. А он приходит и не понимает, зачем это ему надо. Нет, оно ему надо, но он не понимает зачем. И никто не может объяснить. И вот этот большой разрыв приводит к тому, что ребенку просто неинтересно. Мы в своей деятельности пытаемся придерживаться принципа — невозможно научить, но можно научиться. Желание научиться возникает тогда, когда интересно. А интересно становится, когда все понятно и получается.
— Какой фильм Вы в своей жизни смотрели чаще всего?
— Пожалуй, «Аватар». Очень глубокий фильм. Многие смотрят на картинку, а я, помню, сильно расстроился, когда посмотрел этот фильм первый раз в кинотеатре на большом экране. Спускаюсь вниз среди кресел и вижу, что весь зал замусорен — поп-корн, какие-то бумаги, пакеты. Ну вам только что про вас показали! Вы думаете, что перелетите на другую планету? Кино насмотрелись? Не перелетите. Нам здесь жить! Не надо гадить в доме, где живете!
— Тост, который Вы говорите на свадьбах, стал знаменитым.
— Ох, давно этот тост не произносил. Сейчас попытаюсь вспомнить. Значит так. Первый капкан, в который попадает мужчина— он думает, что жена будет ему как мама. И у него наступает разочарование. А женщина попадает в капкан после того, как она выходит замуж и вокруг нее образуется целый сонм других мужчин, начинающих оказывать ей внимание. И женщина начинает сомневаться — может, я поторопилась, смотри сколько их. Но они вокруг тебя вьются не для того, чтобы взять ответственность на себя! Я желаю не попадать ни жениху, ни невесте в эти капканы.
— Вы романтик?
— Как и любой мужчина.
— Ваш самый романтический поступок?
— Их, по-моему, и не было — очень таких романтических.
— Почему же Вы романтик?
— Дурак потому что. Наивный. Надеюсь и верю.
— Во что?
— В женщину!
— А в гороскопы?
— Нет, категорически! Ярчайший пример — у меня было два друга, братья-близнецы, родились с разницей в десять минут. Один хорошо учился, другой был двоечником. Один стал бандитом, а другой милиционером. Совершенно разные люди во всем. Поэтому какие гороскопы…
— Я почему спрашиваю. Для многих людей гороскопы или другие эзотерические вещи — это такая точка опоры. Когда в жизни все плохо, но если есть во что поверить, то все наладится. Во что верите Вы, когда у Вас какая-то проблема?
— Я верю только в Бога. И все.
— Вы верующий человек.
— Да.
— Воцерковленный?
— Нет, я не воцерковленный. В храм хожу периодически, посты не соблюдаю. Но тем не менее глубоко верующий.
— В Вашей жизни были испытания, когда Вы были близки к смерти?
— Первое, что приходит на ум — это когда мы строили гостиничный комплекс «Измайлово». Нужно было перетаскивать какую-то металлическую конструкцию в тоннеле. За шиворот льется вода, я по колено в грязи, толкаю эту штуку вперед, вдали какой-то прожектор. И вдруг этот прожектор гаснет, и меня начинает со страшной силой бить током. Последняя мысль — какая короткая жизнь… И я потерял сознание. Когда пришел в себя, ко мне подбежал бригадир и закричал: «Ты че разлегся, цемент привезли!» Дал мне лопату и пинками погнал грузить цемент.
— А как Вы к своему возрасту относитесь?
—Так же, как к алкоголю — есть свои плюсы, есть минусы.
— Просто я знаю, что рубежные даты некоторые люди воспринимают очень болезненно.
— Перед полтинником я полгода места себе не находил. Думал — как так, что я успел сделать. А в 60 лет, когда Татьяна Миткова программу снимала, она попросила у меня какие-то материалы — видео, фото. Я смотрел их и удивлялся — опа, какую хорошую жизнь я прожил! Последние пять лет я воспринимаю каждый месяц как бонус. А сейчас — каждый день, каждый час…
— Вы можете назвать себя счастливым человеком?
— Абсолютно.
— А в чем счастье?
— Я для себя вывел личную формулу счастья, по которой живу на протяжении многих лет. И это позволяет ощущать себя счастливым. Счастье — это душевное спокойствие. Душевного спокойствия я достигаю, когда ощущаю себя нужным, оставаясь в согласии с самим собой.
— Ваше определение жизни.
— Однажды я имел дерзость просить у Бога, чтобы больше он меня сюда не посылал. А потом я сказал себе — стоп! Господи, на все воля твоя, может, я что-то не понял в этой жизни.
— А что это была за ситуация?
— Наверное, разочарование в человечестве. То, что человек не меняется…
Пит Джейсон: «Чем больше денег даешь бывшей жене, тем больше она хочет!»
Георгий Мартиросян: «Фрейндлих не дала Абдулову стать Д’Артаньяном»
Светлана Феодулова: «Я против долгих романов — либо сразу замуж, либо никак!»
Юрий Назаров: «Ливанова взяли в театральный по папиному блату, но он пахал!»